Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

Проходя мимо флигеля, он встретил бабу Марийку с кружкой молока.

— Куда это ты, соседка? Не сыну ли несешь молоко?

— Сыну, товарищ Мусинский, — откликнулась старая, — целый день в рот ничего не брал…

— Правильно, правильно, — одобрил полковник, — здоровье — основа всему!

Туча надвигалась все ближе. Мусинский поднялся по лестнице и быстро скрылся в квартире, служившей ему и домом и крепостью. Потом уселся в самое глубокое и самое удобное кресло возле балкона, посадил рядом с собой собачку и вновь взялся за письмо.

Дружно жили когда-то две семьи. Всегда готовы были услужить и помочь друг другу. Мусинский, хоть и занимал более высокое положение, не сторонился своих соседей и не заносился. Это были скромные люди и всегда аккуратно платили за наем.

Петр Веселинов, паровозный машинист, погибший несколько лет назад при железнодорожной катастрофе, был человеком веселого нрава. «Привет, народная армия!» — говорил он Мусинскому, похлопывая его по плечу, особенно когда бывал под хмельком. Мусинский не всегда позволял хлопать себя по плечу, но народ есть народ. Полковник терпел железнодорожника, как терпел когда-то запах солдатских портянок. Как это ни странно, казарма с неизменно присущим ей запахом сапог и портянок привила полковнику черты некоторого демократизма, о чем он и сам не подозревал. Если прибавить к этому его происхождение (сын бакалейного торговца в маленьком прибалканском городишке) и службу в различных гарнизонах в провинции, то можно сказать, что офицерский лоск почти сошел с него. Осталась только его выправка, привычка бриться каждое утро, страсть к длинным речам и строгое выражение лица. Некоторый его либерализм, порожденный в значительной мере своенравным характером и склонностью пространно говорить, явился причиной того, что долгие годы он нес службу в самых захолустных гарнизонах страны. Но после Девятого сентября он каким-то образом стал неожиданно жителем Софии, поселился в собственном доме, вступил в организацию Отечественного фронта, вышел на пенсию и начал держать речи.

Веселиновы, как вам уже известно, жили во флигеле. Было у них двое детей — дочь и сын. Дочь, она была старше, вышла замуж за жестянщика. А сынок был еще совсем зеленый, и трудно было сказать, что из него получится. Семейство было небольшое, но тесную квартирку постоянно навещали гости из провинции. Тащили кошелки с провизией, справляли здесь свадьбы и всех приглашали сесть вместе с ними за стол, накрытый во дворе под раскидистым вишневым деревом.

Встречаясь в свое время с Петром, я бывал у них и запомнил все, как оно было. Открыто, с каким-то даже наслаждением дружили мы с этой рабочей семьей, пустившей корни и в провинции и в Софии, и ничего не опасались.

Румен был вылитый отец, как любила говорить мать. Он унаследовал от него любовь к технике, ко всему, что обычно называют металлоизделиями. Петр всюду хвастался способностями сына. Еще когда малым ребенком был, рассказывал он, Румен потянулся к электрической плитке. И он, Петр, позволил ему до нее дотронуться! А потом, когда мальчик подрос, привел его на паровоз и разрешил дать гудок. Машина засвистела, а мальчишка шарахнулся на кучу угля. Петр с кочегаром катались со смеху!

Гордясь техническими дарованиями сына, Петр купил ему позднее маленький токарный станок с разными инструментами и оборудовал под навесом целую мастерскую. Румен весь ушел в занятия, головы не подымал от станка и не одну двойку схватил в школе.

Дружба между отцом и сыном стала крепка, как железо. Под навесом валялись разобранные велосипеды, автомобильные части, громадные часы, стучавшие, как лошадиные копыта.

Оба одно время походили на ребят, состязавшихся между собой во всяческих выдумках. Ссорились из-за инструментов, с завистью смотрели на обыкновенные железки, спорили, кому первому работать на станке. Приглядевшись к железнодорожнику, этому большому и веселому человеку, можно было подумать, что он только теперь по-настоящему переживает детство. Но дело было в другом: отец просто любил своего сына и потому самозабвенно увлекался его играми.

Смерть прервала эту веселую дружбу, и Румен остался один со своими механизмами и инструментами, которые всегда напоминали ему об отце. Юноша тяжело переносил утрату, но молодость помогла рассеять печаль. В воспоминаниях остались машины и отцовская улыбка.

Мать поначалу сторонилась техники. Она испытывала непонятный страх перед железом, которое валялось по всему ее дому. Боялась таинственного шума механизмов, жужжанья дрели. Видеть не могла перепачканной одежды, которую должна была стирать. Все окружающее походило на огромное железное колесо, которое вертелось со стуком и будоражило ее. Долго мучилась она, живя с этими привидениями, немало поплакала, пока, наконец, привыкла. Сжившись с кислым запахом ржавого железа, она уже и представить себе не могла, что когда-нибудь ей будет сладок хлеб без этого запаха. Потому после смерти мужа она решила обучить сына ремеслу. Юноша, получив среднее образование, пошел на военную службу, и, пока был в казарме, баба Марийка не думала о его будущем.

Из армии Румен вернулся возмужавшим, однако ум его оставался как бы на прежнем уровне развития. Мать не раз советовала ему оставить забавы и заняться серьезным делом. Ходила она и на машиностроительный завод, что был в конце нашего квартала, говорила с директором, виделась с бай Стефаном, руководителем сталелитейного цеха. Бай Стефан был ее двоюродным братом и большим другом мужа. Он сразу согласился взять к себе Румена — сначала учеником, а потом помощником и заместителем, поскольку старый рабочий собирался выйти на пенсию.

Какое-то время Румен ходил на завод, но совсем неожиданно занялся ремонтом старого рыдвана и перестал являться на работу. «Примите меры, товарищ Веселинова, — говорили ей со всех сторон. — Обратите внимание, пока не поздно!» Но какие меры принять? На что обратить внимание? Она недоумевала и мучилась.

Все давали ей советы и предупреждали. А Мусинский прямо заявил, что уже видит ее сына за тюремной решеткой, особенно после того, как он присвоил чужую машину. «Да, — сказал Мусинский, — я позволил ему вытащить ее из ямы, но никогда не давал разрешения присваивать ее. Кроме того, некоторые части, к вашему сведению, взяты с завода. Как это понимать?!»

Баба Марийка внимательно слушала полковника, виновато сложив руки, и, чтоб еще больше угодить строгому человеку, жалобно вздыхала и охала, но, как всякая мать, не обронила ни одного упрека по адресу сына.

Принялись нападать на нее из-за Румена и близкие. Зять и дочь заявили, что станут вести свое хозяйство отдельно, если Румен не поступит на работу и не будет вносить определенную сумму в хозяйство. Вскоре они привели свою угрозу в исполнение, и жестянщик распорядился, чтоб жена готовила отдельно. Бабу Марийку это не слишком встревожило, потому что ее пенсии на худой конец кое-как могло хватить и на двоих. Но почему все так восстали против ее мальчика? Что им колет глаза? И наперекор всем она принялась защищать Румена, говорила, что скоро он остепенится и, как только отремонтирует машину, вернется на завод, что и отец его был когда-то сорвиголова, однако, пришло время, образумился и немало денег зарабатывал.