Андраш Беркеши - Друзья

— Так вы не ответили, — услышала она голос Имре. — Вы по-прежнему утверждаете, что Миклош Зала…

— Да, — проронила девушка сквозь рыдания.

— Тогда я вот что скажу: если Миклош мог пойти на такое, пусть его сажают в тюрьму.

Миклош Зала потрясенно смотрел на друга. Или на бывшего друга.

Когда Анико ушла, все трое сидели молча. У них в ушах еще звучал голос Анико, слова, которые она произнесла с порога:

— Я не хочу, чтобы его сажали в тюрьму. Я уйду с фабрики. Ни минуты больше здесь не останусь. Слышите? Я не желаю участвовать в вашей грязной игре. Оставьте меня в покое!

Все трое сидели буквально остолбенев и размышляли, что же может стоять за ее словами. Каждый объяснял эту вспышку отчаяния по-своему. «Не хочет, чтобы он угодил в в тюрьму, — размышлял Маклари. — Значит, чего-то боится. Не доверяет нам, обязанным установить истину. Конечно, у нас мало опыта в подобных делах». Имре Давид думал: «Она мне не верит. Потому что Миклош — мой друг. Бедняжка… Она не верит или не понимает, что любая дружба базируется на определенной основе. Если основа исчезает — дружбе конец».

Зала же ломал голову над тем, кто мог так застращать девушку. Он жалел ее. Очень жалел. И, как ни странно, совершенно не сердился.

— Скажи, товарищ Зала, — донесся до него откуда-то издалека бесцветный голос Маклари, — не лучше ли нам замять это дело? Может, ты все-таки поедешь в Мохач?

Миклош с горечью взглянул на седовласого человека. Вот уже и не «Миклош», а «товарищ Зала». Подчеркивает свое официальное положение. Вообще-то Миклош не обижался на Маклари. Старик безоговорочно поверил Анико и теперь презирает его…

— Что же вы не отвечаете, товарищ Зала?

— Ты что, обиделся? — раздраженно спросил Имре. — Я тебе советую принять предложение Матяша. Собирайся и поезжай в Мохач. — Миклош не торопился с ответом. — Да скажи ты что-нибудь, в конце концов! Почему ты молчишь?

— Думаю. Весьма великодушное предложение. Мохач. Неплохой город. Должность главного инженера. Оклад на пару тысяч больше. Квартира. Действительно стоит подумать. А что же будет с газетной статьей?

— Это предоставь мне. Фери напечатает опровержение. Я тоже выступлю с заявлением в печати. Вебер получит взыскание. Строгий выговор за то, что пользуется непроверенной информацией. А чтобы подсластить пилюлю, получит заодно и премию.

Миклош встал, подошел к окну.

— Фантастика, — сказал он. — До чего у вас тут в уезде все просто!

— Мы живем в эпоху компромиссов, если тебе это еще неизвестно. Путем переговоров можно избежать не только мировой войны, но и внутренней конфронтации. В том числе и здесь, на фабрике. Для работы нужно спокойствие.

— Боюсь, что я не способен на подобные компромиссы, — произнес Миклош. — Я не поеду в Мохач.

— Тогда против тебя будет возбуждено дисциплинарное дело, товарищ Зала.

— Как угодно. А я буду разоблачать мошенников.

— Каким образом? Черт тебя подери! Думаешь, кто-нибудь сознается, что он жульничает?

— Имре, ты же сам сказал, что заявил об этих делах в обком. И отправил туда мою докладную.

— Ну, правильно. Я решил тебя поддержать.

— А теперь передумал? Потому что я, безнравственный сатир, изнасиловал несовершеннолетнюю девушку, а для таких поступков нет оправдания?

— Товарищ Зала, ты очень изменился с тех пор, как мы с тобой познакомились. — На сухощавом лице Маклари выступил слабый румянец. — У тебя еще хватает совести иронизировать. Как я жалею, что поддерживал тебя!

— Вы что, в самом деле верите этой несчастной девушке? А где доказательства, что все было именно так, как она говорит? Не слишком ли рано вы меня пригвоздили к позорному столбу? Как бы вам не пришлось потом пожалеть об этом! Ну, на тебя, товарищ Маклари, я не удивляюсь. В конце концов, у нас с тобой шапочное знакомство. Но ты-то, Имре, ты же хорошо меня знаешь!

— Потому и поверил Анико. Я знаю, каким ты становишься, когда напьешься.

— Имре, я в тот день вообще не пил. И не надо морочить мне голову. Скажи лучше честно: ведь тебе выгодно поверить в эту ложь, верно? Таким образом ты сможешь успокоить свою совесть, объяснив и себе, и другим, почему ты так снисходительно относишься к мошенникам.

— Интересная мысль, — вызывающе произнес Имре. — Продолжай.

— Если бы ты встал на мою сторону, тебе пришлось бы признать, что под твоим руководством на фабрике уже несколько лет творятся грязные делишки. Фабрике не присвоят звание передового предприятия, а тебе не дадут премию, и возможно, даже вынудят уйти. А ты уже здесь обосновался, начал строиться, обзавелся друзьями, отсюда рассчитываешь пойти на пенсию… Я рад был бы ошибаться. — Он отошел от окна, остановился у кресла. На лице его лежала печать усталости и разочарования. — Знаете, я часто задумывался, почему в наше время не может быть настоящей дружбы. А ее не может быть. Сами видите… Только кумовство, сообщничество, деловые отношения. Какая уж тут дружба? — Он махнул рукой. — Можете заводить дисциплинарное дело, заявлять в милицию. Пожалуйста. Но сразу предупреждаю: я буду защищаться. И выведу на чистую воду жуликов, чего бы мне это ни стоило…

Когда он вышел в приемную, Юлия с любопытством спросила, что случилось. Миклош только развел руками и направился к себе. Гизи уже ушла домой, на столе у нее было пусто, даже календарь она убрала. Миклош вошел в свой кабинет, выпил стакан воды. Теперь он пожалел, что у Имре отказался от палинки.

Он сел за письменный стол, раскрыл блокнот и задумался. За спиной Анико явно стоят очень ловкие люди, которые заставили ее плясать под их дудку. Но каким образом им это удалось? Наверно, ее запугали? Или подкупили? А может, чем-нибудь шантажируют? Кто знает! Во всяком случае, Анико в этом деле — ключевая фигура. И у нее совершенно расстроены нервы. Имеются два лжесвидетеля: тетя Ирма и Зоннтаг. От них ничего хорошего ждать не приходится. Сейчас самое главное — доказать, что он не пил третьего числа в «Синем журавле» с Анико. Для этого прежде всего надо найти тех парней, которые ее напоили. По-видимому, это не составит особого труда. Он записал в блокнот: «3 марта. «Синий журавль». Водители фургона. Свидетели, которые видели, с кем пила Анико. Старушка Винцеллер. Лысый пианист. Официант Юсуф — слабый пункт». Последнюю фразу он дважды подчеркнул. Наверно, было бы лучше, если бы дело передали в милицию. Там бы в считанные часы выяснили всю несостоятельность этого обвинения. У него появилось чувство, что дело умышленно не хотят доводить до милиции. Вообще во всем этом ощущался какой-то привкус шантажа.

Вошел Земак. Он был сегодня дежурным. Еще утром они договорились проверить фильтры очистной установки. Земак видел, что его начальник чем-то расстроен, но все же напомнил ему об утренней договоренности. Зала только махнул рукой, затем показал на стул: