Андраш Беркеши - Друзья

— Да, Миклош, — ответил Маклари, — я уполномочен трестом провести служебное расследование. Но независимо от меня этим делом будут заниматься и партийные органы.

— Я думаю, — с усмешкой сказал Миклош, — что обком поручит это Ирен Ауэрбах. Ситуация — лучше не придумаешь. Меня — к ответственности, а жуликам — зеленую улицу.

— Миклош, — промолвил Имре, — сбавь обороты, не горячись. Перед нами-то зачем распинаться? Мы же оба твои друзья. Попробуем рассуждать логически, без эмоций.

— Куда ты гнешь? — спросил Зала. — Что-то я не пойму.

— Твои расчеты я дал на проверку Борбашу, показал в уездном партийном комитете. Пойми, я тебе верю. Настолько доверяю, что с понедельника мы вводим в прядильном цехе предложенную тобой систему учета продукции. Но сам факт мошенничества доказать невозможно.

— Невозможно? — Миклош в недоумении уставился на друга. — Почему?

— Потому что учетные карточки хранятся в архиве до полугода. Потом их уничтожают. А по платежным ведомостям можно установить только размеры выплаченных сумм, но за какое количество продукции они выплачены, там не указано.

— Есть ведь учетная карточка Ауэрбах.

— Ну и что? Мы можем доказать только, что она оформлена не по инструкции. А если Ирен выполняет норму на сто тридцать процентов, это не основание для обвинений.

— Это твое мнение? — спросил Миклош. Он был уверен, что выйдет победителем из этой битвы. Если, конечно, ему дадут возможность доказать свою правоту.

— Миклош, я понимаю, что ты прав. Я высказал не свое мнение, а уездного партийного комитета. Хотя я с этим мнением не согласен, но совершенно ясно, что жуликов разоблачить не удастся. В кочегарке вы были вдвоем — ты в Зоннтаг. Свидетелей нет. Каждый верит в то, что ему нравится. И ты знаешь, что я не могу привлечь Ирен к ответственности без разрешения местного партийного руководства. А такового я еще не получил. Но, во всяком случае, я написал об этом в обком. Приложил туда и твою докладную, и расчеты. Это единственное, что я мог сделать.

— Это тоже немало, — заметил Маклари. — Я думаю, Чухаи не будет прыгать от восторга, когда узнает, что ты через его голову обратился в обком. — Он повернулся к Зале: — Миклош, мы с тобой уже не один год знаем друг друга. Я всегда к тебе хорошо относился, ты же знаешь. Хочу сделать тебе одно предложение, только пусть это останется между нами. Тебе не совладать с этими людьми, поверь мне. У тебя только убеждения, а у них еще и власть. Лучше было бы избежать конфликта…

— Почему?

Маклари поднял руку:

— Подожди, дай закончить. Об этом я не говорил еще ни с Капларом, ни с Чухаи, но думаю, они оба согласятся с моим предложением. В общем, перед тем как сюда ехать, я поговорил по телефону с Пиштой Дороги. Он с удовольствием возьмет тебя к себе на фабрику главным инженером. Получишь квартиру. И оклад там выше — в соответствии с должностью. Можешь хоть завтра отправляться в Мохач.

Имре взглянул на друга:

— Старик, по-моему, это стоящее предложение.

— Ты думаешь? А как же быть со статьей? Ведь не только в области — в Будапеште люди уже прочитали, что Миклош Зала негодяй и сатир. Твой братец собирается упечь меня за решетку. И у него это вполне может получиться, так же как в свое время получилось у Форбата. А что? У него в руках власть.

— Не преувеличивай, Миклош, — благодушно произнес Имре, подумав при этом, как хорошо все могло бы устроиться. Дело Миклоша отпадет само собой, фабрику наградят, все получат премии, а с жуликами он потом разберется. — Не бери в голову, — продолжал он. — Я помню, как несколько лет назад венгерские газеты писали, что Вилли Брандт был во время войны агентом гестапо…

— При чем тут Вилли Брандт? — раздраженно перебил Миклош. — Речь идет о моей чести. И о справедливости. Имре, мы же не бросали друг друга, даже когда дело шло о жизни и смерти…

— Что ты хочешь этим сказать? — раздраженно спросил Имре.

— Ты, кажется, забыл нашу клятву. Я тебе напомню. Мы поклялись отстаивать справедливость даже ценой жизни, если понадобится. Я понимаю, это громкие слова, и все-таки…. Ты будешь смеяться надо мной, но я до сих пор не считаю себя свободным от этой клятвы.

Имре с превеликой охотой прекратил бы этот разговор. До чего же ограниченным человеком стал его друг! Он как будто остался в том времени, когда они были студентами. А ведь обстоятельства с тех пор десять раз изменились. Другими стали человеческие взаимоотношения. К тому же они оба теперь женатые люди. И, принимая какое-либо решение, Имре не может сбрасывать со счетов чувство, привязывающее его к Еве. Сама жизнь усложнилась, и больше невозможно мыслить лозунгами…

— Миклош, я все помню. Но оглянись ты вокруг. У нас семидесятый год на дворе. — Имре встал из-за стола, нервно зашагал по кабинету. — Да, правда на твоей стороне, но обстоятельства — против. Не забывай, где мы живем. Здесь, в Бодайке, справедливость всегда зависела от расстановки сил. А сейчас ты один.

— Нас двое, — сказал Миклош.

— Ну, от Терезы проку немного.

— Я не Терезу имел в виду, — отозвался Миклош. — Тебя.

— Понимаю. — Имре отошел от окна. — Но и ты пойми меня правильно. В сорок три года человек не всегда способен на такие же поступки, как в юности. Да, тогда я мог пойти за тобой хоть на край света. Потому что был уверен в тебе.

— А сейчас не уверен?

— Не знаю. Возможно, ты что-то от меня скрываешь.

— Что ты имеешь в виду?

За Имре ответил Маклари:

— Например, свои отношения с Анико. Скажу тебе откровенно, Миклош, я не стал бы дружить с человеком, который способен напоить и изнасиловать девушку. К тому же несовершеннолетнюю.

Миклош в замешательстве глядел то на одного, то на другого:

— Выходит, и вы мне не верите?

— Да разве в этом дело? — отмахнулся Имре. — Верим, не верим… Я видел тебя пьяным. В таком состоянии ты становишься грубым и похотливым.

— Но с чего ты взял, что я был пьян?

— Я тебя видел. Как раз третьего марта. Поздно вечером. Ты шел с девушкой… Или, вернее сказать, вы шатались, цепляясь друг за друга. Не знаю, действительно ли это была Анико. Я не разглядел.

— Ну, правильно. Я провожал Анико домой. Это было третьего числа. Как раз когда закупорило водостоки. Земак вызвал меня на фабрику, и мы проковырялись до десяти часов. Потом я пошел домой. А по пути решил зайти в «Синий журавль» — выпить рюмку коньяка или палинки. И там увидел Анико. Она была пьяна вдрабадан. Потом уже, когда немного прочухалась, рассказала, что с ней произошло.

— И ты выложил там триста форинтов?

— Да.

— Просто так? Ни за что? И ты хочешь, чтоб я поверил?

— Ну, спроси у Анико, если мне не веришь. Она сегодня в день работает.

— Хорошо.

Имре позвонил Юлии и распорядился вызвать к нему Анико Хайду. Пока ждали прихода девушки, Маклари расспрашивал Залу о его семейной жизни, как бы невзначай поинтересовался, часто ли они с Терезой ссорятся. Всяко бывало, отвечал Миклош. В основном все ссоры начинались из-за квартиры. Сколько раз она его пилила из-за того, что у них нет своей крыши над головой. Кстати, Тереза до сих пор убеждена, что за материнский дом, сожженный контрреволюционерами, ему полагается компенсация.