Андраш Беркеши - Друзья

— Почему ты без моего ведома взяла из архива учетную ведомость Ирен Ауэрбах? — спросила Богнар.

— А разве я не имею права на это? — возразила Тереза. — Я все-таки начальник группы. Покажи мне в инструкции такой пункт, который запрещает начальнику группы проверять платежные ведомости. Я обнаружила в них целый ряд несоответствий, а поскольку тебя это не заинтересовало, представила свои расчеты директору. По моему глубокому убеждению, на этой проклятой фабрике уже много лет происходят махинации с зарплатой. Людям выплатили миллионы форинтов, которых они не заработали.

Богнар побледнела.

— Ты шутишь.

— Нет у меня никакой охоты шутить.

— Значит, все-таки правда, что ты глаза и уши Имре Давида. Доносчица несчастная!

— А ты не могла бы дать мне это заключение в письменном виде?

Богнар глубоко вздохнула:

— Я дам тебе один совет, Тереза, если тебе уж так нравится быть ищейкой. Приглядывай за своим мужем. Выясни, куда он ходит и с кем встречается. Неужели тебе совершенно безразлично, что он путается с Анико Хайду и обещает этой семнадцатилетней девице жениться на ней? Напрасно ты его защищаешь. Возьмись за ум. Я из добрых побуждений тебе это говорю, мне просто жалко тебя.

У Терезы закружилась голова, когда она вышла из кабинета Богнар. На каждом шагу она слышала о скандальной связи Миклоша Залы и Анико Хайду. Некоторые смеялись за ее спиной, другие сочувственно пожимали руку: «Тереза, это правда? Вас действительно бросил муж?», «Плюнь, золотко, смотри на эти дела проще. Мне тоже муж изменял. А потом и вовсе ушел к какой-то потаскухе и оставил меня с двумя детьми», «Я тебе скажу откровенно; Тереза. Я была потрясена, когда узнала, что ты — жена Миклоша Залы. Чтобы такая умная, такая хорошенькая девушка вышла замуж за негодяя! Да-да, он самый настоящий негодяй, и лучшее, что ты можешь сделать, — послать его к чертовой матери и отделаться от него как можно скорее», «Он безбожник, ни разу в жизни не был в церкви. У Иисуса Христа тоже были враги, но он простил их перед распятием. А твой муж никому ничего не простил. Сотни семей выгнал с родной земли, а тех, кто остался, посадил за решетку».

Тереза сидела за столом и чувствовала, как к горлу подступают рыдания. Она просматривала «Финансовый вестник», но буквы расплывались перед глазами и смысл прочитанного ускользал от нее. Тереза вспомнила, как однажды после страстных любовных объятий они с Миклошем до утра лежали без сна и разговаривали. Он тогда сказал: «Тереза, приготовься к тому, что здесь, в Бодайке, ты услышишь очень много сплетен и кривотолков. Но что бы тебе ни говорили, запомни одно: я никогда не нарушал закона, никому не мстил и мои руки не обагрены человеческой кровью. Я всегда честно выполнял свои обязанности, какие бы они ни были. Прошу тебя, верь мне».

Она подняла взгляд на стену: оттуда с написанной маслом репродукции ей загадочно улыбалась Мона Лиза. Затем взгляд ее скользнул по столу и остановился на фотографии Миклошки. Ребенок был сфотографирован еще до болезни. В глазах его сверкали веселые искорки, волосы растрепал ветер. «Бедняжка, — подумала Тереза. — Что с нами всеми будет? И почему только мы такие несчастные?»

Был уже полдень. Тереза, как обычно, сварила кофе, перелила его в термос и спустилась к Миклошу в механический цех. Гизи приветливо поздоровалась с ней, поставила на поднос две чашки и налила в них кофе из термоса, успев при этом сообщить Терезе, какие пластинки ей удалось купить в Будапеште. Гизи обожала музыку, особенно классическую, хотя не чуждалась и джаза.

— Теперь я уже знаю, что подарить тебе на день рождения, — сказала Тереза.

— Что же? — Лицо Гизи раскраснелось от волнения.

— Есть у меня замечательная пластинка Рихтера. Какой-то фортепианный концерт. Не помню автора.

Тереза взяла поднос, улыбнулась Гизи и вошла в кабинет. Миклош стоял у чертежной доски: он любил чертить, хотя это и не входило в его обязанности. Услышав скрип двери, он обернулся, подошел к Терезе.

— Привет. — Взяв поднос, Миклош поставил его на стол. — Садись.

Тереза села и принялась маленькими глотками пить кофе. Она пришла сюда с твердым намерением «прочистить мозги» мужу. Ей совершенно не улыбается роль жертвенной натуры. До чего ж, однако, неприятно плыть против течения!

— Скажи, что у тебя общего с Анико Хайду?

Миклош удивленно взглянул на Терезу:

— Да много всего. Стены, двери, дороги, тротуары…

— Не паясничай!

Зала поставил чашку.

— Не понимаю. Что тебя интересует?

— Меня интересует, какие у тебя отношения с Анико. Она действительно твоя любовница? — Поскольку Зала замешкался с ответом, она добавила: — Вся фабрика говорит об этом. Смеются надо мной. Сочувствуют.

— Я тоже тебе сочувствую, — с грустью произнес Зала. — Жаль, что ты мне не веришь. Я ведь тебе уже говорил: у меня с этой девушкой ничего не было и быть не может. Не понимаю, какая муха тебя укусила. Что это за сцена ревности?

— Миклош, я тебя люблю и не хочу, чтобы меня выставляли на посмешище.

— Да никто тебя не выставляет на посмешище, успокойся. — Миклош взял руку жены, поцеловал. — Тереза, ты же помнишь, как Богнар с полгода назад рассказывала всем и каждому, будто я тебя избиваю, пьянствую, развратничаю и тому подобное? Тронул я тебя когда-нибудь хоть пальцем?.. Молчишь. Правильно. Вот и это такая же сплетня.

Тереза уставилась куда-то в угол кабинета и долго сидела молча, погруженная в свои мысли. Потом тяжело вздохнула:

— Все равно ничего хорошего из этого не получится. Неужели ты не замечаешь, как тебя здесь ненавидят? Миклош, — умоляющим тоном произнесла она, — давай бросим этот чертов Бодайк и вернемся в Будапешт.

Миклош не успел ответить, потому что в этот самый момент дверь открылась и вошел Бела Земак:

— Добрый день, Тереза.

— Здравствуйте, Бела.

Земак с мрачным видом приблизился к столу:

— Шеф, вы читали сегодняшнюю «Народную газету»?

— Еще нет.

— Прочтите. — Земак достал из кармана свернутую газету. — Здесь о вас написано. Опозорили так, что дальше некуда. Ни стыда ни совести у этих людей.

Миклош взял газету, разложил ее на столе. Тереза подошла и из-за плеча мужа тоже начала читать статью. Уже от подзаголовков, выделенных жирным шрифтом, ей едва не стало дурно:

«Феодальные бесчинства инженера на текстильной фабрике в Бодайке. Избит старый рабочий. Инженер с преступным умыслом напоил до бесчувствия несовершеннолетнюю А. Х. Редакция ведет расследование. Генеральный директор треста Генрих Каплар заявил: если подтвердится факт насилия, дирекция потребует возбудить уголовное дело».

Тереза заплакала.

— Вот видишь… — проговорила она, задыхаясь от рыданий. — Я знала, что этим кончится. А ты все надеялся на Имре. Вот чего стоит ваша дружба. Без его ведома эту статью не напечатали бы…