Андраш Беркеши - Друзья

— Да, да, все это случилось при мне. Но я ничего не могла поделать, потому что Зала запер дверь изнутри. В общем, тогда это и произошло. Бедняжка! Она была почти без сознания. Я ее умыла и положила спать. Ну, что за человек этот Зала, скажи ты мне?

У Имре голова пошла кругом от услышанного, и он вышел на улицу. Отпустил машину, чтобы немного проветриться. Ирен пошла вместе с ним.

— Выпьем где-нибудь кофе, — сказала она.

Они зашли в «Синий журавль». Шипошне, стоявшая за стойкой, увидев их, приветливо улыбнулась и показала на свободный столик.

Музыканты еще не играли, пианист с унылым выражением на изможденном лице за одним из столиков решал кроссворд. Перед ним стояла рюмка коньяку. Он кивком головы поздоровался с Ирен, сверкнув лысиной.

Имре заказал две рюмки палинки и два кофе. Какая-то особая, до сих пор неведомая тоска овладела им.

— Теперь-то понимаешь, почему я так не люблю твоего друга? — спросила Ирен.

— Как-то у меня все это не укладывается в голове, — сказал Имре. — Невероятно. А ты веришь?

Ирен глядела на склоненную спину тетушки Винцеллер, усталые движения ее рук. Когда Юсуф принес заказанное, она залпом выпила палинку.

— Знаешь, Имре, я верю. У меня есть на то причина. — И она рассказала, что сделал с ней отец. — И как же мне после этого не верить в подобное? Анико — абсолютно беззащитное существо. У нее никого нет. Ни отца, ни матери, ни брата. Любой может сделать с ней что угодно. А у кого ей искать защиты? Я тоже с пятнадцати лет жила одна. Знаю, каково приходится одинокой девушке. И уж на мужчин я насмотрелась, пока работала в кафе. Все они одним миром мазаны, за редким исключением. Может, Зала и был в молодости порядочным человеком, но сейчас…

Имре взял женщину за руку.

— Подожди, — сказал он и выпил свою рюмку. — С делом Анико нам еще предстоит разобраться. Но меня интересуют еще махинации, которые творились в прядильном цехе. Или ты будешь утверждать, что не знала об этом?

Ирен не успела ответить, потому что у столика появилась Шипошне.

— Недавно сюда заходил Бела Вебер, — сказала она. — Вы разрешите мне присесть на минутку?

— Да, да, пожалуйста, — ответила Ирен, и, когда Шипошне села, тотчас осведомилась у нее: — Зачем он сюда приходил?

— Расспрашивал меня насчет того скандала… ну, в начале марта.

Имре взглянул на Шипошне:

— Что, большой скандал был?

— Еще бы! — всплеснула руками женщина. — Этот Зала напоил девушку, устроил дебош, избил Юсуфа. Что это за дела, товарищ Давид, я вас спрашиваю? Неужели ему все дозволено? Кто он такой в конце-то концов? Или он забыл, что у нас уже не сорок шестой год, когда можно было безнаказанно издеваться над людьми?

— Что за чушь? — запротестовал Имре. — Зала отродясь не издевался над людьми. — Но в голосе его уже не было прежней убежденности.

Ева была дома, когда он пришел. Незаметно было, чтобы утренний телефонный разговор как-то взволновал или расстроил ее. Она поцеловала мужа, словно ничего и не произошло, и спросила, сейчас ли он будет ужинать или попозже.

— Я проголодался, — сказал Имре и, сняв пиджак, отправился в ванную мыть руки. Он долго разглядывал себя в зеркале, и это зрелище не доставило ему удовольствия: помятое лицо, под глазами тени. Слишком много свалилось на него в один день. И это еще не конец. Еще предстоит объяснение с Евой по поводу сорока тысяч форинтов. Черт возьми, если б он не любил ее так сильно, насколько все было бы проще. Но он до сих пор любит жену пылко и страстно. И кроме нее, у него никого нет. Ну, правда, еще Фери… хотя они с братом уже давно отделились друг от друга. Конечно, Фери много делал и делает для него и постоянно старается укрепить родственные связи, но все эти попытки наталкиваются на непреодолимую преграду. И одна из причин тому — неприязнь Евы к Ферко. Ей не нравится его замкнутость, непроницаемость, а кроме того, она не раз возмущалась, что Ферко «тихой сапой втерся в доверие к тете Ирме и Зоннтагу и зарится на их состояние».

Ева уже накрыла на стол. Собственно говоря, это был холодный ужин: ветчина, салями, сыр. Ева тщательно следила, чтобы муж не располнел, ибо он был склонен к этому. Возле стола на маленьком передвижном столике стояли напитки: палинка, коньяк, мартини, вино, пиво. Имре почувствовал, что надо выпить для храбрости.

«Да, — подумал он, — легко, разговаривая по телефону, быть смелым и решительным. А каково вот так, с глазу на глаз?» Когда он видел прямо перед собой ее красиво очерченный рот, изящную шею, густые волнистые волосы, высокую, вздымающуюся под блузкой грудь, твердость духа вмиг покидала его.

— Ты не выпьешь? — спросил он, наливая себе палинки.

— Нет, — ответила Ева. — Но ты выпей. — Она намазала хлеб маслом, положила сверху два тонких кусочка ветчины и с аппетитом принялась за еду.

Имре отрезал копченого сала и стал неторопливо жевать, думая о своем.

— Что означает твой утренний звонок? — осведомилась Ева. — Я уже испугалась, не спятил ли ты.

Имре чуть не подавился.

— Что значит «спятил»? Разве я что-нибудь неясно сказал?

— Ты нес какую-то ахинею. Чтобы я приняла успокоительное и чтобы продала драгоценности или шубу. Что за блажь тебе взбрела в голову?

— Радость моя, — сказал Имре, — ты меня разыгрываешь или просто валяешь дурака?

Ева улыбнулась:

— Ни то, ни другое. Налей-ка мне пива.

Имре открыл бутылку пива, налил себе и Еве.

— Знаешь что, — сказал он, — давай не будем играть в прятки. Попробуем поговорить серьезно и откровенно.

— Давай. Но ты все-таки ешь. Одно другому не мешает.

— Ева, ты злоупотребляешь тем, что я тебя очень люблю.

Женщина отложила бутерброд, глаза ее светились радостью, когда она взглянула на мужа.

— Ты меня так обрадовал, — сказала она с чувством. — А я уж думала, что ты меня разлюбил и мне нечем больше злоупотреблять.

Имре понимал, что Ева дурачится. «Ну, ничего, — подумал он, — сейчас у нее пройдет охота паясничать».

— Ты брала у тети Ирмы сорок тысяч форинтов?

— Брала.

— Зачем?

— На мебель.

— На какую еще мебель?

— Ну, на ту югославскую стенку, которая тебе так понравилась. Помнишь?

— И где же она, если ты ее купила?

— В магазине, на складе. А еще я заплатила за финские кожаные кресла, которые тебе тоже понравились.

— И они на складе?

— Потрясающе, до чего ты сообразительный.

— И все это тебе обошлось в сорок тысяч?

Ева замотала головой:

— Какое там! Ровно в восемьдесят. Эти кресла продавались в комплекте с дубовым обеденным столом, шестью стульями и буфетом…

— Значит, восемьдесят тысяч. — Имре залпом выпил стакан пива.

— Да. Сорок я взяла у тети Ирмы, двадцать — у Ирен и еще двадцать — у дяди Пали Зоннтага.