Андраш Беркеши - Друзья

— А что насчет приписок в прядильном цехе? — полюбопытствовала Вики. — Я читала заявление Залы. Выглядит довольно убедительно.

— Это немыслимо, — сказал Чухаи. — Я не могу себе-представить, чтобы Ирен Ауэрбах пошла на обман. Зачем? Ради чего? И потом, она сейчас на фабрике замещает партийного секретаря. Представляете, какой это будет лакомый кусочек для наших противников? Партийный секретарь — жулик! Но если бы даже эти приписки действительно совершались, все равно для нас лучше было бы не раздувать это дело. Над нами же вся страна будет смеяться. Два года в газете писали о фабрике, о том, как там замечательно идут дела, — и вдруг на тебе! Вы только подумайте, товарищи, какой бы это вызвало политический резонанс!.. А что по этому поводу думает Каплар? — повернулся он к Маклари.

— Считает, что это обычная фантасмагория в духе Залы. Но все-таки позвонил при мне главному бухгалтеру Борбашу, поинтересовался его мнением.

— И что же сказал Борбаш? — с любопытством спросил. Имре Давид.

— Сказал, что это чепуха. На фабрике, мол, все в порядке. А рабочая карточка Ауэрбах просто небрежно оформлена.

— Так и сказал?

— Именно так, — кивнул Маклари. — После чего Каплар велел мне не заниматься этим делом, а разобраться с Миклошем Залой.

— Чего тут разбираться? — лениво подал голос толстяк Игнац Авар. — Дать ему под зад коленом, и все дела. Не выношу я этого типа. И отца его не любил.

— При чем тут его отец? — досадливо отмахнулся Чухаи. — Вечно ты, Игнац, пальцем в небо попадаешь.

— А я присоединяюсь к товарищу Авару, — заявила Вики. — Дело Залы следует передать в милицию. Я, конечно, не юрист, но думаю, что растление несовершеннолетних карается по закону. Уволить его с работы и поставить вопрос об исключении из партии.

Имре Давид взглянул на Вики:

— Это приказ или совет?

— Предложение. Мое личное предложение.

— У меня есть другое предложение, — тихо произнес Имре Давид. — Вернее, у товарища Маклари… В общем, на текстильной фабрике в Мохаче сейчас нет главного инженера. Можно было бы разом покончить с этим неприятным делом и избежать скандала.

— Боюсь только, что Зала не примет наше предложение, — вздохнул Маклари.

Зазвонил телефон. Чухаи снял трубку:

— Алло.

— Привет, Балинт, — раздался голос Ференца Давида.

— Здравствуй, Фери. Рад тебя слышать.

— Виктория Фусек еще у тебя?

— Здесь этот прелестный инквизитор.

— Вики — инквизитор? С чего ты взял?

— Ты бы послушал, с каким пылом она требует скальпа Миклоша Залы. Даже ультиматум поставила… Или мы примем к Зале самые суровые меры — или она выйдет из партии.

— Ты прав, Балинт. Это пахнет средневековьем. Ну что ж, попробуем спасти Залу.

— После статьи в газете? Трудно будет.

— Конечно. Но трудности будут не только из-за статьи.

— А из-за чего же?

— Видишь ли, старина, ты в пятьдесят седьмом году тоже приложил к этому руку. У нас в архиве имеются тексты всех твоих выступлений. Если там хотя бы десять процентов правды, то Залу давно пора отдать под суд. У тебя везде идет совершенно однозначный вывод: решение об экспатриации швабов приняла не большая четверка в Потсдаме, а двадцатилетний Миклош Зала. Старик, ты не хочешь перечитать свои речи? Я с удовольствием пришлю тебе фотокопии. А сейчас я хотел бы поговорить с Вики.

— Подожди, выслушай…

— Балинт, в другой раз. Я постараюсь заехать к тебе. Нам есть что обсудить. Кое-кто уже интересуется, что будет, если эти тексты попадут в руки Залы. Ну, пока, старик. Дай трубку Вики.

— Пока.

Вики взяла трубку:

— Я слушаю.

— Привет, Вики. Ты показывала кому-нибудь докладную Залы?

— Я отдала ее Шаллаи и попросила разобраться.

— Ну и?..

— Он сказал, что все это очень интересно, что у него есть кое-какие соображения. Обещал поделиться. А потом спросил, нельзя ли снять копию с этой докладной.

— Уже снял.

— Ну и что? Почему тебя это так волнует?

— Да потому, что эти копии странным образом продолжают размножаться. И все они с пометками Шаллаи. Он там и резолюцию наложил: по его мнению, необходимо возбудить дисциплинарное дело против Ирен Ауэрбах. Короче говоря, и в обкоме и облсовете сейчас только и разговоров, занималась ли жена Шандора Ауэрбаха приписками или нет. В результате Шани уже со многими вдрызг разругался. А сегодня Шаллаи вызвал его к себе и сказал, что ему уже год назад сигнализировали о том, что Ирен занимается темными делишками на фабрике с помощью Ирмы Шиллер и Пала Зоннтага. Просто он раньше не придавал этому значения, поскольку заявления были анонимными.

— Ну и что же дальше?

— Держись Чухаи. Это моя к тебе просьба.

— Я буду поступать так, как мне подсказывает моя совесть, дорогой родственничек. Будь здоров.

Она повесила трубку. Лицо ее раскраснелось от волнения. Черт бы их всех побрал. Не нужны ей ничьи советы. Она не марионетка, чтобы ее водили на ниточках. У нее есть собственное мнение обо всем. Если Миклош Зала виновен, он должен понести наказание. А потом, когда пройдет через чистилище, пусть начинает новую жизнь. То же самое относится и к Ирен Ауэрбах. Партийный билет — не индульгенция. Каждый должен отвечать за свои грехи. Эти старые партийные деятели, вроде Чухаи, слишком уж замкнулись на прошлом, они ценят людей за прежние отличия. Но ведь уважать человека можно только до тех пор, пока он того заслуживает. Мало ли, что он совершил тридцать или сорок лет назад. Кстати, былые заслуги Залы были в свое время оценены: ему дали возможность поехать на учебу в Москву. А если теперь он совершил аморальный поступок, какие же тут могут быть ссылки на прошлое?

— Товарищи, — сказал Чухаи, — давайте условимся следующим образом. Я проинформирую товарища Мартона обо всем, что здесь было сказано, а потом сообщу вам его решение.

Бела Земак еще ни разу не был у Анико. Поскольку на фабрике она избегала его, не желая вступать в разговоры, он решился наконец зайти к ней домой. Он знал, что Пал Зоннтаг сидит в ресторане «Желтый жеребенок», а тетя Ирма Пошла туда за ним и раньше восьми они не вернутся.

Ворота были открыты, но дверь оказалась запертой. Он позвонил и через некоторое время услышал в коридоре осторожные шаги. Щелкнул замок.

— Это ты? — замерев на пороге, в замешательстве спросила Анико. В какой-то из комнат на полную громкость был включен магнитофон.

— Так ты меня впустишь? — спросил Земак. Не дождавшись ответа, он легонько отстранил девушку и прошел в прихожую. — Нам надо поговорить.

Анико стояла неподвижно, как изваяние.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел сюда являться!

— Да помню я, помню. Ну закрой ты, наконец, дверь. — Так как девушка даже не пошевельнулась, он сам закрыл дверь и с любопытством огляделся. — Покажи хоть свои хоромы. Где твоя комната?