Андраш Беркеши - Друзья

А вслух спросил:

— Сколько ты на кирпичном получаешь?

— Шестнадцать филлеров [8] Филлер — мелкая денежная единица в хортистской Венгрии. в час. В неделю я по семьдесят два часа вкалываю — и выходит почти двенадцать пенгё [9] Пенгё — денежная единица в хортистской Венгрии. . Но это без вычетов. А на руки получаю десять. Мать столько же приносит, если ежедневно работает. Но она все время болеет.

— Значит, живете вы на двадцать пенгё в неделю?

— Так оно и есть. Бабушка тоже часто прихварывает.

Учитель бросил окурок на землю, затоптал его, провел ладонью по глади стола.

— Непростое это дело, Миклош, — произнес он задумчиво. — Тяжелый случай. Право, не знаю, что тебе и сказать. Мне надо поразмыслить. Все обмозговать. Я тебе потом сообщу. Наберись чуточку терпения, что-нибудь придумаем. — Он улыбнулся Миклошу. — Выше нос! Вот что я тебе скажу. Ты ведь уже не ребенок, а настоящий взрослый человек, рабочий. Мужчина. Значит, за всю семью ответственность несешь, в том числе и за отца. Уделяй ему побольше внимания. Он сейчас очень в этом нуждается. Во всем старайся ему угодить. Не забывай, как с ним обошлись. — Учитель на мгновение умолк, уставившись вдаль. — Однажды, хотя я и сам не знаю, как скоро это будет, наступит время, когда таким ребятам, как вы, не потребуется вкалывать по четырнадцать часов в день, а честным людям, вроде твоего отца, не надо будет каждую неделю отмечаться у Форбата.

Мальчиков до глубины души тронули слова учителя. Они тепло попрощались с ним и его женой. На улице Миклош пригласил друга в гости.

— А пообедаем где? — спросил Имре.

— У нас.

Имре с радостью согласился, он любил бывать в этом доме.

Когда ребята вошли во двор, Михай Зала сидел на солнцепеке и читал газету.

— Нагулялись, сорванцы? — спросил он, сворачивая газетный лист.

— Мы у господина учителя были, — ответил Миклош и, подойдя к кухне, крикнул: — Мамочка, обед готов?

Женщина тут же вышла во двор.

— До обеда еще далеко, — сказала она и в этот момент заметила Имре. Голос ее смягчился. — И ты здесь, Имрушка?

— Здравствуйте, тетушка Рози, — поздоровался Имре, подходя к ней.

Женщина по-матерински обняла и поцеловала мальчика. А потом, обращаясь к Михаю, сказала:

— Видишь, отец, пока ты в тюрьме сидел, у нас еще один сынок появился. Его Имре кличут.

Взрослые расхохотались. Мальчуганы уселись поближе к Зале, под ореховым деревом, и поведали ему о своем разговоре с учителем Богаром.

Мужчина слушал их с закрытыми глазами, а когда они закончили, вымолвил:

— Да. Господин Богар — человек справедливый. Он всегда бедняков защищает. А это уже много значит. — Михай Зала набил трубку табаком и раскурил ее. — Он по-прежнему руководит подготовкой допризывников?

— Да. Нам нравится у него заниматься, — ответил Миклош. — Не то что у Кочани. Тот просто зверь какой-то.

— Действительно, тип мерзкий, — согласился с другом Имре. — Шакал самый настоящий. Ничего, мы его как-нибудь подстережем и темную устроим.

Зала внезапно зашелся в кашле, на лбу от натуги даже пот выступил.

— Почему вы не пойдете к врачу? — спросил Имре, с жалостью глядя на его страдания.

Наконец Зала откашлялся. Держа трубку в руке, словно птенца, он о чем-то глубоко задумался. Собственно говоря, почему он не идет к врачу? Он хотел было ответить, но жена его опередила:

— Я все время ему об этом твержу. С утра до вечера. Умоляю его к врачу обратиться, а он все тянет. Все мои слова — как об стенку горох.

— Да не болен я, — возразил Зала, — просто мне к свободе надо привыкнуть. Я простыл насквозь. Долго в сырой одиночке сидел. А сейчас я хоть и не в тюрьме, но ноги у меня по-прежнему связаны. А конец веревки — в руках у Форбата. Я и сейчас в заключении. Отмечаться хожу, из Бодайка уехать не имею права, на людях появиться не смею. Хотя мне не очень-то и хочется, но все-таки. За каждым моим шагом следят. Вот моя болезнь. А кашель — ерунда.

Имре с состраданием глядел на измученного человека; ему казалось, он слышит своего отца.

Над головами у них шелестели листья, которые колыхал слабый южный ветерок. Было жарко. Михай Зала прислушался к шелесту листьев и, словно вняв голосу свыше, пророчески изрек:

— Не может такое долго продолжаться. Это я вам точно говорю. Свобода наша не за горами. Вы-то уж точно будете свободными, ребятки!

Имре удивленно смотрел на Залу. Они будут свободными? Но разве сейчас они не свободны? Они ведь все утро бродили с Миклошем повсюду, и никто им не запрещал. Он мог курить, когда хотел. А будь у него деньги, мог бы и в корчму сходить, и с девушками потанцевать. Разве это не свобода? Или дядя Михай имеет в виду что-то другое?

— А разве мы не свободны? — спросил он. — Нам же не надо отмечаться у фельдфебеля Форбата. Идем куда вздумается, делаем что хотим.

Зала выколотил пепел из трубки.

— Верно, — наконец произнес он, усмехнувшись, — вы можете пойти в лес, на озеро, на луг. Это правда. Но скажи-ка, Имре, сынок, хотел бы ты дальше учиться? Хотел бы стать по-настоящему образованным человеком?

Мальчик угрюмо молчал, уставившись куда-то в пространство.

— Ну, что же ты молчишь?

Мальчик поднял голову:

— Хотел бы.

— Тогда почему же ты не учишься дальше, чтобы получить хорошее образование?

Имре пожал плечами.

— Потому что это невозможно, — сказал он. — Тетка Ирма мне не позволяет. — Подумав несколько секунд, добавил: — Были бы живы отец с матерью, я бы учился.

— Что ж, может быть, — кивнул Михай Зала, обдумывая ответ подростка. В этих словах ему почудилось обвинение. Будто Имре сказал: «Вы-то вот живы, а Миклош все равно не может учиться дальше, хотя он тоже хотел бы». — Может быть, — задумчиво повторил Зала, — останься твои родители в живых, ты бы и учился. Но они погибли. Я же, как видишь, жив, мать Миклоша — тоже, а он все равно не может больше ходить в школу. Бог свидетель, я бы очень этого хотел, но, к своему стыду, ничего не могу поделать. Миклош не имеет возможности учиться, потому что содержит семью. Грустно, но это так. Мы станем свободными, когда детям бедняков ничто не помешает учиться.

Наступило долгое молчание, словно каждый из них пытался представить, каким оно будет — то сказочное время.

Миклош нарушил тишину первым:

— А что нам делать сейчас, отец?

— Сейчас? — Знала вновь набил трубку и раскурил ее. — Будете трудиться, как все бедняки. Имре — пахать, сеять, косить. Ты, быть может, ремеслу какому обучишься. Не знаю. Я ведь не пророк. Но уверен: коли вы всерьез учиться задумали, рано или поздно вам это удастся. Многие великие люди и работали и учились одновременно. Книг нужных я вам раздобуду. Станете читать, много нового узнаете о людях, о мире. Сможете пораскинуть умом, почему так много несчастных бедняков на белом свете.