Андраш Беркеши - Друзья

— Дядюшка Зала, — вымолвил он, — я бы хотел вам помочь. Вам и Миклошу. Сегодня утром я разговаривал с господином Зоннтагом. Вы ведь, насколько я знаю, по специальности слесарь-механик?

— Точно. Собаку на этом съел.

— Я так и сказал господину Зоннтагу. Странный он все-таки человек. На редкость провенгерски настроен. По его словам, ненавидит Гитлера и нацистов…

— Я-то ему не верю, — перебил Зала.

— Думаю, он не кривит душой, — возразил учитель. — Но и к коммунистам нежных чувств не испытывает. Однако тут есть одно обстоятельство. По моим сведениям, Зоннтаг в девятнадцатом году не принимал участия в контрреволюции, хотя тогда уже был офицером. Ну, вы-то об этом, наверно, больше моего знаете.

Зала закрыл глаза и углубился в воспоминания.

— Да, — сказал он. — Зоннтагу тогда был двадцать один год. Служил в гусарском полку. Действительно, в расправах он не участвовал. По крайней мере, у нас в области. А бог его знает, что он мог навытворять в других местах. Помещик все же. А потом еще и фабрикантом стал. Его высокоблагородие… За что-то же он получил этот титул?

— Вы будете смеяться, дядюшка Зала, — отозвался учитель. — Он его купил.

— Как, неужели за деньги?

— Насколько я знаю, за десять тысяч пенгё можно купить должность тайного советника, которая дает право на этот титул. Конечно, такую должность кому попало не продадут, но Зоннтагу жена все устроила. Эта Борбала Кохари много чего может. У ее отца такие связи…

Жена Залы робко вмешалась в разговор:

— А правда, что она на десять лет старше Зоннтага?

— Если не на все пятнадцать, — ответил учитель.

К ним подошла и бабушка.

— А я считаю, — сказала она, — что женщина, которая после тридцати решилась заиметь ребенка от молодого муженька, достойна всяческого уважения.

— Так уважать нам ее или нет? — рассмеялся Зала. — Давайте обсудим. Только господину учителю слова не дадим.

— Ну и зря, — тоже рассмеялся учитель. — Обожаю посплетничать. — Он погасил в пепельнице окурок, посерьезнел. — В общем, Зоннтаг согласен взять вас на фабрику слесарем. Только при одном условии: чтобы не было ничего противозаконного, никакой пропаганды и агитации.

— Я должен дать письменное обязательство?

— Не знаю. Он будет ждать вас в понедельник утром. И Миклоша возьмите. Ему тоже работу подыщут.

В понедельник утром Зоннтаг в своей конторе говорил Михаю Зале:

— Мне очень хорошо известно, Зала, что вы убежденный коммунист и даже сидели несколько раз из-за этого. С моей стороны было бы непростительной глупостью настаивать, чтоб вы переменили убеждения, отреклись от своих принципов. — Зоннтаг затянулся, выпустив облачко дыма. Развеял его взмахом руки. — Нет, я не требую от вас такой жертвы. Я только прошу, чтобы вы не занимались агитацией. Я обеспечу работой и вас, и вашего сына. Хоть до конца жизни. Если будете добросовестно трудиться. А после работы делайте, что хотите, — это меня не касается. Но если снова угодите в тюрьму, пеняйте на себя. — Он поднялся из-за стола, подошел к окну и, отодвинув штору, долго смотрел на фабричный двор. Когда он снова повернулся к Зале, лицо его было задумчивым. — Коммунисты, насколько мне известно, мыслящие люди, разбирающиеся в политике. И вы должны понимать, что война неизбежна. К сожалению, и нам придется в нее вступить в союзе с Германией. Это сделка, Зала. Баш на баш. Ведь Северную Венгрию [12] Имеется в виду часть Словакии, входившей прежде в состав Австро-Венгрии. нам вернули не за спасибо. И если еще отдадут Трансильванию или хотя бы ее часть, то и за это предстоит расплачиваться. А уж коли мы ввяжемся в войну, коммунистам не поздоровится. Советую вам не забывать об этом. Подумайте о жене и сыне. Вы меня понимаете?

— Конечно, — сказал Зала.

Зоннтаг оказался прав. За Северную и Южную Венгрию, Закарпатье и Трансильванию пришлось выплатить немалую дань. И не только пшеницей, продовольствием, сырьем, но и людьми. Как только в сорок первом немецкие войска вторглись на советскую территорию и двинулись к Москве, Ленинграду и Кавказу, по всей Венгрии началась мобилизация — и вскоре венгерские солдаты тоже перешли Советскую границу. В Бодайке многие с ликованием встретили победные реляции с фронтов, открыто выражая симпатии к Гитлеру, но надеялись, что им самим участвовать в этой схватке не придется. Их, мол, оставят дома, и станут они себе спокойно пахать, сеять, снимать урожай, а излишки, естественно, продавать по хорошей цене, да еще на этом и обогатятся. Однако у войны своя логика. И полетели в Бодайк повестки, и пришлось им отправляться в далекие города, а оттуда в составе воинских формирований — на фронт. Бауэру и его компании удалось завербовать среди молодежи изрядное количество добровольцев в дивизию СС «Ваффен». В числе первых призвали в армию и учителя Богара. Он был лейтенантом запаса танковых войск, а фронт нуждался в кадровых офицерах.

Получил повестку и Жигмонд Балла, числившийся прапорщиком. Ирма пришла в отчаяние. Боже милостивый, что же будет с хозяйством, если мужа заберут в армию?! И с какой стати именно его, разве недостаточно он уже наломался на военной службе, почему его не оставят в покое? Она не желает, чтобы Жигу забирали. Пусть на фронт отправляется Бауэр со своей бандой. Ирме исполнился тридцать один год, с возрастом она стала еще красивей и привлекательней, и неудивительно, что Жига с тяжелым сердцем думал о предстоящей разлуке. Ирма, поразмыслив, отправилась к Палу Зоннтагу. Только он мог ей помочь: депутат парламента имеет обширные связи в Министерстве обороны. Зоннтаг немедленно принял молодую женщину, провел ее в свой кабинет, откуда открывалась изумительная панорама старинного парка. В приятной прохладе уютной комнаты каким-то невообразимо далеким и нереальным казалось пекло бурного лета. Сорокатрехлетний мужчина долго разглядывал прекрасную молодую женщину. На Ирме было легкое летнее платье с цветными узорами, тонкая материя облегала упругую грудь. «До чего стройна! — мелькнуло в голове у Зоннтага. — Двумя ладонями можно обхватить талию».

— Садитесь, милая Ирма, — сказал он, указав на кресло. — Могу ли я вам что-нибудь предложить?

— Нет-нет, спасибо, ваше высокоблагородие.

— Вы не курите?

— Упаси бог, только этого мне не хватало.

Пал Зоннтаг закурил сигару и, улыбаясь, промолвил:

— Должен сделать вам комплимент, милая Ирма. Вы не только самая хозяйственная, но и самая очаровательная женщина в нашем поселке. Помните, я вам еще пять лет назад сказал это на празднике сбора винограда?

— Помню, — ответила Ирма. Она закрыла глаза и на мгновение услышала музыку, ощутила горячие ладони Пала Зоннтага, его прерывистое дыхание. И так же, как пять лет назад, у нее и сейчас слегка закружилась голова.