Дитер Нолль - Киппенберг

Кортнер реалист до мозга костей. Лизать профессорские башмаки и одновременно лягать конкурентов он выучился еще в молодые годы, в университете, когда шла драка за ассистентские места. Уже тогда это умение вошло ему в плоть и в кровь. Не то чтобы он так интриганом и родился, но просто, если хочешь чего-то достичь, иначе себя вести нельзя, разве что ты и впрямь из особо одаренных либо удачно явился на свет в семье врачей — всего лучше, сыном какого-нибудь главврача. А ежели кто из людей средних дарований тоже хочет чего-то достичь, ему надо своевременно овладеть искусством подставлять ножку либо закидывать петлю. Кортнер всегда знал: не бывает, чтобы некто делал карьеру подобно Киппенбергу и при этом сохранил чистую рубашку. Ничего не скажешь: к Киппенбергу долгое время нельзя было подкопаться. Зато теперь он его и подловил. Ждать пришлось долго, до этого дня. Сперва Кортнер осмыслил великую удачу, когда сидел в кресле у Ланквица: Киппенберг, оказывается, не только знал про их совместный отзыв, но и тематическую разработку, которую они сейчас обсасывают, тематическую разработку продержал два года у себя в сейфе. Едва Кортнер это уразумел, у него по жилам разлилось приятное тепло. Теперь он ничего не имеет против Киппенберга, теперь он даже готов его любить. Потому что они теперь на равных — он, Кортнер, и Киппенберг, эта ракета вертикального взлета. Если придется к слову, он еще даст Киппенбергу понять: все мы люди, все мы человеки, все рождены во грехе. И если Киппенберг будет разумно вести себя, с ним очень и очень можно подружиться.

Ни малейшего намека на то вызывающее спазмы в желудке раздражение, которое охватывает Кортнера, когда он сознает свое бессилие. С умиротворенной ухмылочкой слушает он, что талдычат люди Киппенберга о кардинальной проблеме: описание технологии, условия технологии наряду с рассмотрением вариантов. Кортнера не интересует ни качество сырья, ни побочные продукты, ни вопросы примененной методики анализа, ответ на которые следует искать в рамках основной проблемы…

Может, они и правы. Кортнер ничего не смыслит ни в термодинамике, ни в кинетике реакций и почти ничего не смыслит в таких характеристиках вещества, как коэффициент диффузии, коэффициент преломления либо энтропия. Пусть бьются над этим сколько захотят. Кортнер только усаживается поудобнее — и все тут. Страшно даже подумать, во что бы этот самый Киппенберг превратил научный институт, если бы он мог делать все, что захочет. Шефу тоже явно становится не по себе. Наш добрый Ланквиц здорово извивался перед Кортнером. У него вырвались замечания насчет промежуточных решений, поскольку текущие задачи не допускают уверток. Далее шеф отнюдь не без этих самых уверток дал понять, что у него связаны руки, а под конец даже намекнул, что под пресловутым отзывом стоит также и кортнеровская подпись.

Кортнера это все мало трогает. Его отдел — так дал понять шеф — не числит за собой никаких упущений по данному вопросу. И даже наоборот: в их сейфах почти полностью представлены все отчеты апробации. Это осуществила фрау Дитрих без его ведома. Ну и что ж, что без? Кортнер ведь не стал возражать. Короче, возглавляемый им коллектив свое дело сделал.

В остальном же Кортнер попытался урезонить старика. Стоит ли волноваться? Про тот отзыв все давным-давно позабыли. В нашем деле, господин профессор, положение меняется очень быстро. И это всем известно. Иначе и быть не может. Поэтому от нас время от времени требуют новых отзывов. Кортнер прикидывает про себя, а что бы он стал делать на месте Ланквица? По собственной инициативе выдать другой отзыв? Недурно, недурно. Кратенькая разработка вроде той, которую держит в руке Киппенберг. Сверху, как положено: в соответствии с нашим отзывом от такого-то такого-то, ну и тому подобное… В ходе интенсивной исследовательской работы моему институту удалось с мобилизацией всех сил и тому подобное… И р-раз — выложить перед ними на стол новую бумажку. А Киппенберг пусть тем временем работает без передышки, и тогда в новом отзыве можно будет говорить не только о затраченных усилиях, но и о том, что это превышает возможности института, а потому и представляется совершенно необходимым освободить институт от этого задания. Потом через некоторое время все пойдет своим чередом. Будь Кортнер на месте Ланквица, он бы не стал поднимать шум из-за старого отзыва. И уж наверняка не потерпел бы, чтобы все лавры достались одному из отделов института. Правда, Харра все это придумал, а Шнайдер осуществил синтез, но кто вел аналитическую работу? Хадриановы химики. А кто осуществил всю необходимую проверку? Без ложной скромности: отдел апробации, отдел Кортнера. А когда налицо совместные успехи, это отнюдь не угрожает привычному устройству института. Разве что на короткое время, пока высшие инстанции с благодарностью и похвалой не возьмут у тебя из рук предложенное тобой. Да, вот как повел бы это дело Кортнер и вот о чем нашепчет он на ушко Ланквицу.

Кортнер знает своего шефа. Лучше, чем тот сам себя знает. Уж не раз он подбадривал его и помогал ему хорошим советом. Надо помочь друг другу выбраться из лужи. Один другому, как заведено. Спокойно, почти незаинтересованно слушает теперь Кортнер выступление Киппенберга. Ишь, как он старается, Киппенберг-то! Интересно, а верит ли он сам, что осуществит задуманное? Кортнер хмыкает. От тюрьмы да от сумы не зарекайся.

— Импровизация может быть вполне узаконенным средством, — сказал я, когда мы только подошли к распределению ролей и предстояло отбить многочисленные контротводы. — Задача неслыханно сложная и комплексная. И я не игнорирую ни одну из существующих проблем. Но это самые обычные проблемы повседневной практики. Если то либо иное представляется нам утопическим, то потому лишь, что мы не привыкли выполнять конкретные задания и никогда не бросали на достижение этой цели все свои силы…

— У коллеги Кортнера возражение, — кричит с места Босков.

— Что до моего отдела, — заявляет Кортнер, — то он в основном именно и занимается выполнением конкретных поручений. Министерство постоянно требует от нас то испытать какой-нибудь класс веществ, то проверить новый препарат. — Кортнер прокашливается и добавляет: — Разумеется, для того чтобы конкретное задание было воспринято всерьез, оно должно исходить из наличных возможностей.

— Что, что? — спросил Харра. — Как, как?

Он встал и принялся обшаривать взглядом конференц-зал, пока стекла его очков не нацелились на Кортнера.

Вот присутствие Харры Кортнер в расчет не принял, его он не заметил. У Кортнера, как и у всех высоконравственных людей, типы, подобные Харре, вызывают глубокое отвращение, но такую откровенность Кортнер может позволить себе только в кругу близких друзей. А связываться с Харрой он не желает. Этого человека он для себя раз и навсегда сбросил со счетов, в результате чего ему пришлось публично выслушать пожелание Боскова, чтобы он, Кортнер, впредь занимался исключительно собственной интимной жизнью. Итак, Кортнеру приходится безропотно выслушивать речи Харры, а тот, без сомнения, имеет на него зуб. И тут Кортнер совершенно беспомощен. Портить отношения с Босковом он не желает. Кто знает, может, этот Босков ему в будущем и понадобится. Когда Кортнер еще не знал, удержится ли он на посту главы отдела, и уж тем более не догадывался, что когда-нибудь станет заместителем директора, он как-то зашел к Боскову и поинтересовался насчет возможности своего вступления в партию. И тут ему пришлось безропотно проглотить реплику побагровевшего Боскова: «Еще чего не хватало! У нас в партии и без того перебор таких типов, как вы».