Дитер Нолль - Киппенберг

В конференц-зале воцарилось неловкое: молчание. Я спокойно:

— Теперь многое изменится.

И тут я увидел, как Кортнер улыбнулся. Уже сама эта улыбка должна была насторожить меня, но человек порой как бы утрачивает способность к восприятию. Я пренебрег всеми знамениями.

— По существу дела могу только сказать, — продолжала фрау Дитрих, — что остаюсь при своем мнении: без тесного сотрудничества с партнером вам этого не поднять.

— Проблема приобретает остроту лишь применительно к лабораторным опытам, — сказал я, а про себя подумал, что надо бы мне еще раз переговорить с Папстом, а то и вовсе съездить к нему. — У нашего предполагаемого партнера есть основания на первом этапе не рисковать вместе с нами.

— Что? — закричал Вильде, но я поднял руку и сказал:

— Минуточку, потом я опять дам вам слово.

— Возможно, ваш предполагаемый партнер уже имеет печальный опыт сотрудничества с научными институтами, — продолжала фрау Дитрих, — возможно, к нему отнеслись с той же необязательностью, я бы даже сказала, пренебрежительно, как относятся к случайным заказчикам из промышленности. К заказам промышленных предприятий мы, как правило, относимся с предубеждением.

Кортнер с места:

— А как же иначе? Мы научно-исследовательский институт, а не исследовательский отдел какого-нибудь управления народных предприятий!

— Я этот текст знаю, доктор Кортнер, — отозвалась фрау Дитрих, — срочные работы, поступившие со стороны, принимаются к исполнению лишь с оговорками и так далее и тому подобное. При наличии подобных оговорок любой завод предпочитает полагаться только на себя.

Босков обернулся к Кортнеру.

— Этому можно положить конец, — сказал он. — Можно и должно. Потому что такое альтернативное мышление — либо высокая наука, либо увязанное с практикой исследование, а третьего не дано — несправедливо и ошибочно, — он вздохнул, — одна беда: уж больно он живуч, этот предрассудок.

С мрачной решимостью на челе зарокотал Вильде:

— Потому что — прошу прощения — за этим нет экономического принуждения. Мы совершенно изменили бы свое отношение, если бы…

— Как? Что? Вздор ты говоришь! — влез Харра. — Что значит: изменили бы? Это химически чистый бред, уважаемый коллега! Если бы мы сотрудничали с предприятиями так, как можем сотрудничать, мы бы утонули в средствах, мы бы плавали в деньгах! Мы уже много лет назад включили в нашу программу решение также и технологических и методологических задач. В соответствии с этой программой наша лаборатория была оснащена в числе прочего приборами для отбора микропроб из макросферы. Но дальше оснащения дело так и не пошло.

— Стоп! — закричал Вильде. — Прошу прощения!

И тут произошло то, что никогда еще не происходило: при всем честном народе Вильде набросился на меня. Само собой разумеется, меня, мои предложения, мои идеи и планы можно было подвергать критике, но только по конкретному поводу. А по принципиальным вопросам меня, Киппенберга, руководителя группы, до сих пор, да и то с глазу на глаз, критиковал лишь Босков или вот сегодня утром фрау Дитрих, причем даже это мне было в диковинку. Но чтобы при всем честном народе на меня так неуважительно нападали и даже ставили под сомнение мои качества как руководителя — к этому я не привык.

Правда, когда я бывал в машинном зале, я все время ощущал устремленный на меня взгляд Вильде, внимательный, испытующий, и мне становилось ясно, что в нем вызревают вопросы, которые он покамест не может выразить словами. Я знал, что он с каждым днем будет все лучше понимать противоречия и проблемы нашего института, что в один прекрасный день он будет знать достаточно, чтобы изо всех сил грохнуть кулаком по столу. Более того, я часто раздумывал, следует ли мне бояться этого дня или, наоборот, радоваться ему. И вот он настал, этот день, а при всех это случилось или не при всех — не играет большой роли.

— Господин доктор Киппенберг, — сказал Вильде, — позвольте спросить вас как ответственное лицо: почему дальше оснащения дело так и не пошло?

Фрау Дитрих глядела на меня с любопытством и чуть насмешливо. Босков возбужденно пыхтел.

— Прошу высказываться по существу дела, — вмешался Кортнер, — у меня время не купленное.

— Дадим коллеге Вильде договорить, — сказал я. — Прошу вас, коллега, продолжайте.

— Я хочу продолжить то, о чем начала говорить фрау Дитрих. Она сказала, что старое здание некоторым образом сброшено со счетов. Меня же приняли на работу с тем, чтобы я оптимировал планы исследований, другими словами, чтобы я научно планировал научные исследования, но чтобы при этом я обслуживал только один отдел института! Я должен апробировать прогнозы исследований с точки зрения — прошу меня простить — их экономической эффективности. Опять-таки для одного-единственного отдела. Это в высшей степени странно, но при всем при том не самое странное в этом доме. Все в один голос утверждают, будто лишь благодаря доктору Киппенбергу упомянутый отдел стал тем, чем он является сейчас. Но возникает следующий вопрос: для чего вообще существует рабочая группа Киппенберга? Должна ли она служить лишь целенаправленному теоретическому изучению основ? Тогда ее самым недопустимым образом раздули, а если в этом аспекте — тысячу раз прошу извинить меня — подвергнуть критическому рассмотрению экономический эффект от затраченных на нее средств, придется заметить, что в промышленности уже не один руководящий работник из-за грехов куда менее страшных кувырком слетел вниз по служебной лестнице.

Тишина в зале.

Вильде, на которого были теперь устремлены все взоры, выставил подбородок, выдвинул плечи вперед и продолжал:

— Но все признаки говорят о том, что непомерные капиталовложения имели целью систематическое сотрудничество института, всего института, всех его отделов, с промышленностью. Если дело обстоит именно так, тогда группа Киппенберга — это голова, раздутая водянкой, а еще правильнее сказать — голова без туловища. Причем странная, в высшей степени странная голова, которая рассчитывает сетевые планы и делает соответствующие приготовления на тот возможный, но непредсказуемый случай, что и для нее найдется хоть ненадолго подходящее туловище, как, например, теперь при разработке данной технологии, которой нет ни в одном плане и над которой я втайне и без каких бы то ни было гарантий работаю уже целый год. — И тут Вильде взревел, как обычно ревел лишь Харра: — Значит, здесь что-то не так!

И снова тишина. Наверно, было бы лучше, если бы Вильде обговорил все это со мной и с Босковом. Я попытался смягчить его слова, я сказал:

— Существуют планы, и существуют замыслы, и да будет вам известно: противники нового встречаются не только у нас в институте.