Дитер Нолль - Киппенберг

— Да не об этом сейчас речь, — отозвался Вильде, — извините, господин доктор, я говорю не о противниках вообще. Я говорю о вполне конкретных случаях безответственного разбазаривания средств. Так, например, в старом здании накопилось научной аппаратуры общей стоимостью более чем на сто тысяч марок. Как мне удалось выяснить, все эти приборы были заказаны семь лет назад, поставлены институту три года назад и с тех пор лежат у нас в подвале без всякого применения, в заводской упаковке, и ни один человек не может сказать, кто и зачем их вообще купил.

По залу прошел шум, с каждой минутой он все усиливался. История, которую раскопал Вильде, была для меня внове и сильно отдавала предшественником Кортнера, чью манеру хозяйничать я тоже имел удовольствие наблюдать. Кортнер, на которого теперь устремились все взоры, сидел с безучастным видом, но всем было заметно, что его щеки при упоминании об этой истории стали белыми как мел.

Когда Вильде с тем же пылом продолжил свою речь, внимание ему было обеспечено тотчас:

— Во-вторых, мы имеем дело с коренным несоответствием, которое я сейчас постараюсь четко сформулировать. Когда меня пригласили сюда, мне сообщили следующее: если я с применением научных методов займусь оптимизацией планов исследований, вопрос об экономической эффективности капиталовложений за последние пять лет станет ключевым вопросом для всего последующего планирования. Вам, доктор Киппенберг, вам, во всяком случае, полагалось бы это знать. И поэтому я вас спрашиваю: меня пригласили сюда с вашего ведома или, наоборот, против вашей воли?

Я сидел на стуле, расслабившись, склонив голову к плечу и глядя прямо в лицо Вильде. Хотя подозрение было оскорбительное, я не был в обиде на этого задиру.

И лишь вскользь я подумал: сам ли я искал неизбежного столкновения с Вильде или просто учитывал подобный риск. Я молчал, у меня и в мыслях не было с оскорбленным видом отмахиваться от его слов. Но отвечать ему я тоже не стал — уж слишком несправедливым все-таки было его обвинение.

Ответил ему Босков. В таких и в подобных ситуациях мы безоговорочно заступались друг за друга.

— Многое, — сказал Босков, пыхтя, но спокойным голосом и повернувшись лицом к залу, а спиной ко мне, — многое очень и очень непросто. Но одно вполне просто, и коротко, и ясно: приглашение тебя в институт, товарищ Вильде, произошло исключительно по инициативе доктора Киппенберга. Я, к примеру, сам понимаешь, как это бывает, я, к примеру, думал, для нас это непозволительная роскошь, но Киппенберг убедил меня, что в этой лавочке пора вымести сор и паутину из всех углов и что он уже три года ищет именно такого специалиста, как ты. Поэтому я предлагаю, чтобы ты для начала изложил свои проблемы на партийном собрании, а потом мы их вынесем на производственное совещание… Это во многом нам поможет, но на сегодня об этом хватит.

Напряжение, сильное нервное напряжение потихоньку спало. Разрешилось в смех, ибо в зале возник доктор Шнайдер, и Харра тотчас обрушил на него свой громовой рык:

— Это ты, Шнайдер? Откуда это ты заявился к шапочному разбору? — Потом его взгляд упал на Юнгмана, и он спросил с удивлением: — Что здесь вообще происходит? По-моему, ты пришел много раньше.

— Это был не он, это была фрау Дитрих, — выкрикнула с места фрау Дегенхард.

И на это Харра:

— По-моему, у вас не в порядке зрение, иначе бы вы и сами увидели, что перед вами Юнгман, а не фрау Дитрих.

Общее веселье захватило и Вильде. Но время-то уходило, и поэтому я призвал:

— Кончай, Харра, сядь и молчи.

А Шнайдеру сказал:

— Пошли дальше. А вас мы ждем с трех часов.

Конференц-зал был расположен в подвале и хорошо вентилировался, хотя не имел окон. Лампы дневного света убивали всякое чувство времени. Так было и сегодня. А кто у нас обращает внимание на Кортнера, который всегда только и знает, что поглядывать на часы? Лишь когда фрау Дегенхард сказала мне: «Скоро половина пятого, мне пора», — я спохватился, что сегодня речь шла именно о том, чтобы принять окончательное решение.

Но дискуссия сбилась с основного пути и затерялась в деталях. Это не соответствовало моей обычной манере строгого председательства, но Босков едва заметным кивком недвусмысленно приказал мне не нарушать естественного хода событий.

После того, как опоздавший Шнайдер как-то неловко и растерянно уселся подле фрау Дитрих, я вызвал Юнгмана, который, весь залившись румянцем, поднялся на возвышение и начал покрывать доску технологическими схемами. Полубольной от волнения, он выудил из карманов халата целую стопку мятых бумаг, пытаясь найти прибежище в своих записях. Шнайдер, поначалу все еще какой-то странно рассеянный, соизволил наконец подойти к доске, чтобы оказать помощь Юнгману. Когда он в верхней части одной из схем демонстрировал производство продукта и энергозатраты, вдруг подал голос Харра. Я хотел приостановить начинающийся спор, но Босков снова удержал меня кивком от вмешательства и переключил мое внимание на Хадриана.

Ибо Хадриан против обыкновения не дремал, а слушал — и слушал крайне внимательно — и даже попросил слова. В средней части юнгмановской схемы, а также на другой доске, которую Шнайдер покрывал формулами и уравнениями, он углядел такое, что следовало уточнить, и чем скорей, тем лучше, поскольку иначе будет трудно, очень трудно. И Хадриан поднялся с места, серый, измятый, и вышел к доске и взял у Юнгмана мелок.

— Можно предполагать, — начал он, — что будущие теплопотери при подготовке каким-нибудь образом… в лаборатории… — за разговором он, глубоко затягиваясь, курил свою неизменную сигарету, выпускал клубы серого дыма и руками стирал с доски, отчего его серый костюм за несколько минут сверху донизу покрылся мелом. — Это очень сложно, — бросил он в зал, — потому что скользящее преобразование… сдвоенный клубок реакций… так что все… одно с другим как-то…

Выкрик Харры:

— Ты хочешь сказать, не как-то, а, чтобы понятнее выразиться, что, приняв в целях упрощения адиабатическую систему, мы можем точно измерить выигрыш в энтропии, ведь ты же это хотел сказать, верно?

— Да, — согласился Хадриан благодарным тоном, — именно это я и хотел сказать, как то…

Юнгман, преодолевший наконец свои экзаменационные страхи и сомнения, порылся в бумажках и с жаром возразил Харре:

— Это открытая система! Ее надо выдерживать изотермически! Тогда следовало бы минимизировать разность двух функциональных значений…

— Пока суммарный ΔG не станет равен нулю, так, что ли? — сардонически воскликнул Харра и тоже потопал к доске. — Я вам, алхимикам и колдунам, докажу, что в этом случае вообще больше ничего не произойдет! На море полный штиль, а молекулы уныло блуждают по вашему реактору, пока в неизменном виде не спустятся в нижнюю часть…