Шэн Кэи - Красные туфельки

Те парни, которые первыми ушли с берега, спустились в низину и принялись кричать:

— Айда ловить рыбу! Айда ловить рыбу! Кто поймал, тот и забрал!

Эти слова сначала вызывали оторопь, а потом люди бросали все занятия и мчались к озеру. И с гор, и с пашни, и с деревни в низине, и даже из других окрестных деревень. — отовсюду неслись люди. Волоча тазы, неся кадушки и вёдра, они бежали с раскрасневшимися от натуги лицами. Стоило им очутиться на берегу, как они с азартом, не обращая внимания на топкую грязную жижу и не снимая одежды, бросались в воду. Мужчины, женщины, молодёжь, дети и даже старики — всех словно охватило безумие. Те, кто был послабее, помогали с берега или ловили рыбу ощупью в глинистой мути. А мужчины, умевшие плавать, пытали счастья на глубине. Лаохэй и десяток его приятелей растянули длинный бредень: половина парней взобралась на плот, а другие остались на берегу, и они начали туда-сюда бродить рыбу. Широкое Беловодное озеро напоминало огромный кипящий котёл, а люди в нём казались крошечными щепочками, которые вертелись, трепыхались и тонули в этой воде. Звуки сливались в невнятный гул: вот двое ухватились за одну рыбину и не могут её поделить, вот девица голосит оттого, что кто-то ущипнул её за грудь, а вот заревел ребёнок, опрокинутый в грязь здоровенной рыбиной. Спрыгнув с коня, Хайтянь увидел эту чудовищную картину, и его кулаки судорожно сжались. Поскуливая, он был не в силах произнести ни слова, а глаза его мгновенно наполнились слезами.

Вскоре вслед за Маотоу и Хайтянем примчался старина Дяо. При взгляде на это зрелище у него подкосились ноги.

— Отвези меня быстрее в деревню! — дрожащим голосом воскликнул старина Дяо, вцепившись в руку Маотоу. — Отвези меня скорее в деревню!

И они поскакали вниз в долину. Все, кого они видели по дороге, поднимались к озеру, таща за собой рыболовные снасти. Деревня опустела, все жители, позакрывав ворота и заперев двери, отправились в горы. С великим трудом старина Дяо и Маотоу нашли маленькую торговую лавку, которая ещё была открыта, и позвонили в уездное полицейское отделение. Потом они поскакали к дому деревенского старосты, но там не было ни души. Когда они вернулись на берег, в озере уже было сотен пять людей.

Старина Дяо взобрался на большущий камень, а затем, приподнимая сложенные в почтительном жесте ладони, надрывая голос, закричал с сильным акцентом:

— Земляки! Земляки! Прекратите! Умоляю, прекратите!

Но его никто не слушал, звуки исчезали, как вода, уходящая в иссушенную почву. Дяо спрыгнул с камня и, увязая в чавкающей глинистой жиже, побежал в озеро. Каждому, кто встречался на пути, он почтительно кланялся, приподнимая сложенные ладони, и громко кричал:

— Земляк! Землячок! Ну родненький!

Но по-прежнему никто не обращал на него внимания. Словно обезумев, старина Дяо хватал каждого, кто попадался, и истошно орал в самое ухо:

— Земляк! Земляк! Умоляю! На коленях просить буду!

Взглянув на него, как на незнакомца, люди отталкивали старину Дяо и продолжали выискивать под водой рыбу. Тысячи рыбин подскакивали и барахтались в мутной взвеси, словно вторя шумным возгласам ошалевших, туда-сюда сновавших людей. Старина Дяо ковылял, на каждом шагу оступаясь и падая, его глаза покраснели, тело облепил толстый слой глиняной жижи. Наконец он нашёл в толпе младшего сына деревенского старосты и разузнал у мальчонки, где может быть его отец. Отыскав старосту, старина Дяо бросился на него сзади и крепко вцепился в воротник рубашки. Староста, даже не глянув через плечо, с размаху двинул назад кулаком и лишь потом, обернувшись, увидел, кто это был.

— Старина Дяо! Откуда ты здесь? — опешил староста.

Словно ребёнок, настрадавшийся в поисках матери, старина Дяо облегчённо выдохнул и захлюпал носом, готовый вот-вот расплакаться. Потом он опомнился и с ненавистью спросил:

— Как же так? И ты тоже здесь разбойничаешь?

Староста поглядел на свою руку, сжимавшую вырывающуюся рыбину, на его лице проступило смущение, и он промолчал.

Как раз в это время приехали полицейские. На машине оказалось абсолютно невозможным въехать наверх: дороги в деревне были уже забиты автомобилями со всех уголков уезда. Новость о том, что на Беловодном озере можно на халяву натаскать рыбы, уже разлетелась повсюду, словно тлетворный смрад. Не смогли усидеть на месте даже те, кто работал по часам и ходил на службу, повязав галстуки или надев колготки. Они придумывали всевозможные уловки, чтобы только примчаться на Беловодное озеро и успеть присоединиться к этому невиданному разгульному пиру. Полгода назад эти люди уже бывали здесь, и теперь путь был им хорошо знаком. Из участка приехали трое полицейских. Они стояли на берегу и, потеряв дар речи, вытаращенными глазами смотрели на открывшуюся картину. Один из полицейских потянул было руку к кобуре, но его остановил старший товарищ.

— Не глупи! — строго проговорил он. — Если сейчас выстрелишь, как потом собираешься унести отсюда ноги?

Молодой полицейский что-то промямлил и опустил руку. В это время на озере, ухватив старосту за шиворот, старина Дяо, бросался то в одну, то в другую сторону, будто в поисках спасительной соломинки. Прямо по воде и по грязи он волочил за собой, как на буксире, тщедушного старосту, а тот беспрестанно визжал и выкрикивал громкие проклятия. В этом хаосе старина Дяо краем глаза увидел, что на берегу стоят трое людей в форме. Обрадовано вскрикнув, он бросился прочь из озера, таща за собой старосту и сметая всех на своём пути.

Полицейские глядели на стоявшую перед ними глиняную фигуру, как на диковинное доисторическое животное. Фигура неожиданно заговорила. Оставив старосту в покое, глиняный человек сложил перед грудью ладони, приподнял руки в приветственном жесте и, задыхаясь от волнения, произнёс:

— Вы таки приехали! Я и есть Дяо, что звонил в участок.

Полицейские, дабы показать мужчине, что в такой ситуации они не в силах чем-либо помочь, всё-таки попытались вместе с Дяо образумить нескольких людей. Но даже блюстители закона понимали, что одолеть такое искушение их уговоры бессильны. Тот полицейский, что был постарше, не боясь запачкаться, сочувственно похлопал Дяо по плечу, вымазанному глиной:

— Сам видишь, ничего не поделать. Терпи, старина Дяо, терпи!

Приземистый и крепкий Дяо теперь, покрывшись от макушки до пяток толстым слоем грязной жижи, стал похож на мокрый глиняный ком. Мужчина моргнул несколько раз глазами, казавшимися двумя дырками в этом глиняном коме, а потом, оставив полицейских, бросился к своему жилищу. Когда он вышел оттуда, в его крепко сжатых руках был дробовик. Прибывшие из участка стражи порядка не успели остановить его, широкими шагами он двинулся к озеру. Направив дуло на солнце, ослепительно сиявшее над человеческим стадом, мужчина нажал на курок.