Иоахим Новотный - Избранная проза

Старуха топала по навозу между коровами в своих деревянных башмаках и все время косилась на нас через спины жующих животных. Мы же были всецело заняты деревянным настилом.

После нее пришла женщина.

«Я грабли сломала. Старых здесь нет?» — спросила она. Девушка, придерживая очередную доску, ответила кротко: «Возьми мои, они лежат в канаве на лугу».

Кошка даже не проснулась.

Они приходили поочередно еще несколько раз, не утруждая себя больше придумыванием предлогов. Может, они действительно разволновались по поводу нашей совместной работы, но чем мы могли им помочь? Наконец они оставили нас в покое. Со своей работой девушка справлялась легко и просто. Она быстро привыкла и к тому, что я иногда поругивал непослушный материал. В общем, все шло нормально.

За обедом девушка сидела уже опершись локтями о стол, рядом со мной. Она непринужденно черпала ложкой компот и много смеялась. Женщина и старуха следили за нами, находясь поодаль. Я был голоден и не отрывался от еды. Поэтому я не заметил, когда на столе появилась бутылка. Старуха налила мне стакан. Соблазнительно запахло черной смородиной.

Старуха хихикнула: «За здоровье мастера и его подмастерья!»

Я хлопнул себя по животу и залпом выпил стакан. Наливка была сладкой и густой.

«Еще один», — предложила старуха.

Я посмотрел на девушку. Кажется, впервые мне удалось тут разглядеть ее. Она казалась озадаченной и смущенной. Отпивала она маленькими глотками, и на мгновение на ее лице появилось то же выражение нерешительности, как и у ефрейтора с фотографии на стене. Однако один мой взгляд — и она пришла в такое смятение! Настоящий сердцеед!

«Выпьем за ваших детей», — сказал я, как настоящий мастер.

«Хи, хи!» — отозвалась старуха.

Девушка присоединилась к моему тосту, при этом она взглянула мне в глаза, и за это мгновение я мог бы тут же влюбиться в нее.

«У тебя скоро отпуск?» — спросила старуха вкрадчивым голосом.

«Да», — ответил я.

«А ты мог бы приходить сюда по субботам и воскресеньям?» — не унималась она.

«Ну, если будет нужно», — уклончиво ответил я.

Так можно было разговаривать не с каким-то там учеником, а с настоящим плотником.

Лишь теперь я заметил женщину. Все это время она стояла у стены с фотографиями. Она подошла к столу и осторожно присела, как в гостях. Взгляд ее карих глаз снова был по-матерински ласковым и, как мне показалось, немного грустным. Она обняла нас обоих.

«Выпейте, дети, — сказала она каким-то тоскливым голосом. — Выпейте, вина у нас достаточно».

Мне показалось, что глаза ее слегка увлажнились.

«Да, предостаточно, — прокаркала весело старуха. — Его хватит до самой свадьбы».

Они снова завоевали меня. Я смотрел на нежную девичью шею, выраставшую из двух ямочек над ключицами, кожа ее от выпитого вина слегка порозовела.

Дальнейшего развития событий я не мог предположить.

Раскат грома как-то по-театральному завершил эту идиллию, последствия которой трудно было бы предсказать. Все трое на мгновение окаменели. Сено! Они побросали все и понеслись на луг. Я сидел оцепенело до второго раската. Затем встряхнул головой и потащился на работу. Что-то не понравилось мне в этой сцене. Было ли так необходимо всем троим стремглав срываться с места?

В хлеву я наткнулся на незнакомого человека. Это был мужик с морщинистым лицом. Его седые лохматые волосы стояли дыбом. Он опирался своим длинным тощим телом на лопату. Увидев меня, он глубокомысленно изрек: «Ох, ну и ливень будет!»

Я с подозрением уставился на оттопыренные карманы его синей куртки. Может быть, он уже позаимствовал моих гвоздей? Но из кармана он извлек лишь кисет с табаком и протянул его мне: «На, сверни одну».

Сделав это, я подумал, что, если бы он еще объяснил, что ему здесь надо, он мог бы мне даже понравиться.

«Мы только что загрузились, — сказал старик, указав в сторону карьера, — на трактор с прицепом. Пока не приедет подвода, я мог бы здесь немного переждать».

«Сколько угодно», — ответил я тоном хозяина.

Старик перевернул корзину и уселся на нее. Он наблюдал за моей работой, выпуская целые облака дыма. Изредка задавал вопросы.

«Много здесь дел?»

«Так».

«Что, нет мужика?»

«Вроде».

«Бабы-то, наверное, довольны, что у них есть ты?»

Я не ответил. Поднявшись на цыпочках, я выглянул через окошко во двор. Клетка с гусятами была прикрыта. С ними теперь ничего не случится.

«Будь поосторожней, плотник, — сказал старик. — Они сожрут тебя с потрохами».

Нарастающие раскаты грома драматически усилили это предостережение.

«Да уж как-нибудь обойдусь», — мужественно ответил я.

Старик поднялся, выбил трубку и сказал с некоторой издевкой в голосе: «Н-да. До того момента, пока девчонка не задерет юбку!»

У меня как раз в этот момент во рту были зажаты гвозди, а обе руки были заняты брусом и молотком. А то я как следует ответил бы старику. Тем временем он отстал от меня, шмыгнул между коровами, похлопывая их то по спине, то по бокам.

«Да, скотину они содержат в порядке», — донесся из глубины хлева его голос.

Все дальнейшее я не очень хорошо помню, наверное из-за вина, выпитого за обедом. Беспрерывно гремел гром и сверкали молнии. Сразу стало мрачно, скотина жалась друг к другу, беспокойно переминаясь и мыча. Ливень, забарабанивший по крыше, заглушал стук моего молотка. Так же неожиданно, как начался, дождь прекратился. В луже перед дверью засияло солнце.

Старуха вернулась первой. Видимо, благодаря ее привычке ходить большими шагами. Тощая, в черном халате, вся как мокрая ворона, она проскользнула в хлев. Увидев меня и старика, она схватила старую, вымазанную в навозе метлу и принялась ожесточенно мести и скрести пол. Старик отступал шаг за шагом, стараясь увернуться от нее, но наконец, споткнувшись, выскочил во двор. Покончив с незваным гостем, старуха швырнула метлу прямо мне под ноги.

«Эй», — крикнул я возмущенно. Но старуха была глуха в своей ярости. Она говорила на какой-то смеси немецкого и сорбского, то бормотала, то возвышала голос, кого-то проклинала и при этом молилась. Лишь потом до меня дошло, что она имела в виду не только меня, но и что-то еще, на что и хотела воздействовать своими причитаниями, заклинаниями и проклятиями. Прядь волос выбилась у нее из-под чепца, глаза были неестественно широко раскрыты, так что была видна белизна нетронутых загаром морщинок у глаз, губы сжались и выпятились в ужасной гримасе.

Наконец она взяла себя в руки. В изнеможении набросилась на меня: «Колдун он! Проклятый колдун побывал в нашем хлеву! Завтра лучшая корова издохнет».

«Да нет же, — сказал я, испытывая потребность оправдаться. — Он приезжал, чтобы забрать гравий, а здесь просто прятался от дождя».