Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

– А как на самом деле тебя зовут? – поинтересовался у меня вожак.

Макс отпихнул меня своей мордой в сторону и встал перед вожаком. Меня это настолько ошеломило, что я даже не стала противиться. Ведь это было впервые в моей жизни, чтобы от пса из-за меня запахло ревностью. Такой запах я чувствовала раньше только от Грома, когда самцы из какой-то другой своры приближались к Песне. Мне понравился запах, исходящий от Макса. Я вдруг почувствовала себя, как моя сестра, которой я всегда завидовала, потому что она привлекала к себе все внимание самцов.

– Ее зовут Орхидея, – ответил Макс вместо меня, и я разозлилась, что он снова пытается навязать мне это имя.

– Меня зовут Пятно, – сказал вожак, ничем не показывая, счел ли он имя «Орхидея» красивым, дурацким или всего лишь странным.

На это раз уже я с довольным видом замахала хвостом.

Когда дождь прекратился, тучи рассеялись и на небе появилась радуга (в которой я, между прочим, увидела еще один признак того, что нам с Максом следует найти здесь для себя новый дом), волки повели нас через холм в еловый лес. Деревья в нем поглощали больше солнечного цвета, чем мне хотелось бы. Я бы сейчас с удовольствием погрелась. Однако это желание тут же было забыто, когда волки подвели нас к одному убитому животному. Плоть его туловища была почти полностью съедена. На голове у этого животного имелись рога, которые были крупнее и красивее, чем у самца косули, убитого Максом. Белый Хвост объяснил, что это животное – олень, и не преминул при этом дать нам почувствовать, насколько равнодушен он к тому факту, что его вожак решил поделиться с нами остатками добычи.

Пока мы с Максом доедали оленя, Пятно (мне все еще было удивительно, что кого-то звали так же, как и меня) стал рассказывать о древних временах, о собаке-матери, волке-отце и заключенном между ними договоре, а также о том, как их первенцы вместе создали стаю, чтобы тем самым закрепить мир между собаками и волками. При этом рыжий орел предсказывал им обоим, что у них никогда не будет детенышей. Однако собака-дочь и волк-сын – которых звали соответственно Умбра и Брин – не только дали отпор своим врагам, но и преодолели это мрачное предсказание.

– Все их дети были наделены удивительными способностями, – рассказывал Пятно, и это меня раздражало, потому что говорил он так, будто я еще никогда об этом не слышала. – Сыновья могли изменять свою внешность, а дочерям подчинялись растения.

– Деревья, цветы и трава? – спросил Макс, который этих сказаний раньше не слышал и поднял удивленный взгляд от остатков оленя. – И в чем подчинялись им растения?

– Сыновья в период великой войны превращались в кошек, чтобы можно было незаметно подкрасться к тем тварям, которыми командовала Кассиопея, – продолжал рассказывать Пятно, обращая на Макса не больше внимания, чем обращают на назойливую муху.

– Кассиопея? – удивилась я и тоже перестала есть.

Жирная кошка в том городе рассказывала мне, что Кассиопея будет идти по миру и рассказывать о Золотом Свете. О том, что Кассиопея жила в древние времена, эта толстая тварь с балкона даже не упомянула.

– А Кассиопея рождается снова и снова? – спросила я у Пятна.

– Рождается снова и снова? Что это означает?

Следовало ли мне ему это объяснить? Он сочтет меня сумасшедшей.

– Кассиопея – бессмертная, – пояснил нам всем вожак, – и она бродит по миру с того времени, когда внук волка-отца, превратившись в кошку, убил всех ее детей и изодрал тело Кассиопеи так, что она уже больше не могла иметь детенышей.

В этот момент я впервые в жизни почувствовала сострадание к кошке. Я почувствовала его не из-за того, что Кассиопея утратила своих детенышей, и не из-за того, что она уже больше не могла ими обзавестись, а из-за того, что она не могла умереть и забыть о том ужасе, который с ней произошел.

– От этой самки запахло состраданием, – фыркнул Белый Хвост, показывая на меня. – Она любит кошек.

– Собака-мать тоже посочувствовала Кассиопее, – одернул его Пятно, но сделал он это спокойно, не зарычав. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы Белый Хвост больше ничего не говорил. – Поэтому она приказала своим внукам не убивать эту кошку. Однако волк-отец не хотел, чтобы она не понесла вообще никакого наказания за совершенные ею поступки и за то, что она убила многих волков и собак, и поэтому он заставил ее испить из источника безвкусного плюща, вода которого дала ей вечную жизнь.

– А почему все собаки и волки сами не испили из него? – снова вмешался в разговор Макс. – Им ведь тогда уже не пришлось бы умирать.

Вопрос Макса, по-видимому, вызвал такую неприязнь у Пятна, что тот даже соизволил ему ответить:

– Смерть – это неотъемлемая часть жизни.

– Но они ведь могли бы ее избежать, – возразил Макс.

– Без смерти нет жизни, – резко заявил Пятно. – Оттягивать смерть настолько, насколько это возможно, – вот что придает смысл нашему существованию. Из-за нее мы охотимся, из-за нее мы обзаводимся детьми, из-за нее мы любим жизнь.

– И из-за этого мы любим также и смерть, – впервые вступила в разговор волчица по имени Ненависть.

Ее голос был не таким низким, как у остальных волков, и в голосе этом чувствовалась вовсе не ненависть, а, наоборот, любовь. Любовь к смерти. Но как вообще можно любить смерть?

Я, встряхнувшись, сказала: «Мне нужно чего-нибудь попить», – и направилась к особенно глубокой луже.

– Но только не эту воду, – предостерег меня Пятно.

У меня на мгновение затеплилась надежда, что это и есть источник безвкусного плюща, который дает бессмертие. Если бы Макс из него попил, ему бы уже никогда не довелось умереть, и тогда надо мной не висела бы опасность того, что мне придется о нем скорбеть. А если бы этой воды выпила и я, то тогда Максу тоже никогда не пришлось бы скорбеть обо мне. Мне, однако, тут же пришла в голову мысль, что он в случае моей смерти и не стал бы так уж сильно обо мне скорбеть. Иначе как бы он смог так запросто пообещать мне, что умрет не раньше, а позже меня? Такую клятву он мог дать только в том случае, если способен запросто выдержать боль, связанную с моей смертью. Может, он любит меня не так сильно, как я его?

– На эту затхлую лужицу даже и не смотри, – сказал Пятно. – Мы отведем вас к источнику, в котором вода свежая.

Ага, в этой луже, получается, была самая обычная вода. Как же глупо было с моей стороны вдруг поверить в то, что она может оградить нас от смерти!

Волки пошли прочь. Я хотела последовать за ними, но Макс вдруг вознамерился попить из этой лужи. Я ткнула в него своей мордочкой.

– В чем дело? – зарычал он.

– Ты оскорбляешь волков.

– Меня это не волнует.

– А меня волнует. Они нам помогли.