Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

– После того, как мы попьем воды, мы пойдем дальше, – сказал Макс.

Это мне не понравилось: я пока еще не хотела расставаться с этой стаей.

– Нам не повредит, если мы проведем некоторое время среди них и отдохнем, – сказала я.

– Мы пойдем дальше, – прорычал Макс.

Я уже собиралась на него рявкнуть (что он о себе возомнил – думает, что может сам решать, что нам дальше делать?), но тут Пятно, который уже отошел вместе с другими волками от нас на расстояние в двадцать собачьих туловищ, вдруг повернулся и спросил:

– А где живут твои люди?

В его голосе чувствовалось презрение. Я отчетливо ощутила его запах.

– В одном городе в горах, – ответил Макс, игнорируя презрение, прозвучавшее в этом вопросе.

– Ну, тогда вы по дороге к ним погибнете.

– Почему? – спросила я.

– Еще до того, как вы доберетесь до города, начнутся снегопады. И вы насмерть замерзнете.

– Замерзнем мы или нет – этого ты знать не можешь, – прорычал ему Макс.

Однако Пятно, уже больше не обращая на него внимания, спросил меня:

– Так ты хочешь пить или нет?

– Давай побудем среди них один день, чтобы набраться сил, – попросила я Макса так тихо, чтобы меня не мог услышать Пятно.

Макс ничего не ответил.

– Пожалуйста, всего лишь один день!

Максу идея не нравилась – я это отчетливо чувствовала, – однако немного отдыха отнюдь не помешало бы и ему. В конце концов он мне уступил: не произнеся не слова, он пошел вслед за волками. А я – вслед за ним. Пройдя небольшое расстояние по влажному грунту леса, мы оказались возле бурного водопада. Вода низвергалась между скалами с высоты более чем в пятьдесят собачьих туловищ и образовывала прозрачное озерцо, из которого мы и попили. Вода эта была такой свежей, солнце светило на нас сверху так весело, а его лучи были такими теплыми, что мне не хотелось уже больше никуда идти. Я предалась размышлениям. И тогда ко мне вернулись мои сны.

Анатьяри лежит мертвый возле нас. Кровь, которая течет у него из шеи и живота, засыхает, едва коснувшись песка.

Йедда держит в руке свое копье. Ее ненависть распаляется под солнцем все сильнее и сильнее, и от нее пахнет даже ужаснее, чем от зияющих ран Анатьяри. Дьялу стоит напротив нее. Его морда – как и моя – вся красная от крови Анатьяри.

Мы его убили?

Похоже, что да. А кто еще мог бы так перегрызть ему горло? Именно поэтому Йедда нас так сильно ненавидит. И именно поэтому она направила копье в сторону Дьялу.

– Беги! – лаю я ему, но сама даже не трогаюсь с места.

– Она нам ничего не сделает, – Дьялу такой наивный оптимист… – Она нам ничего не сделает.

– Беги отсюда! – снова лаю я.

– Она знает, почему мы это сделали.

Йедда замахивается копьем…

– Беги!

…издает крик, в котором чувствуется ненависть…

– БЕГИ!

…и вонзает копье в тело Дьялу.

Он тут же падает наземь.

Он не произносит при этом ни слова.

Не прощается.

Ему уже никогда не увидеть своих детенышей.

И я в отчаянии вою на солнце.

Я резко открываю глаза, но все никак не могу сориентироваться, где я. Перед глазами по-прежнему стоит солнце пустыни. Почему мне опять приснился такой сон? Мне ведь ничего подобного не снилось с тех самых пор, как мы с Максом стали спать рядом.

Макс!

Я уже не чувствовала его рядом с собой. Мы не лежали рядом друг с другом!

Я заставила себя оглядеться по сторонам, принюхалась, прислушалась и осознала, что все еще лежу под елью, под которой мы заснули. Вокруг меня лежали и спали некоторые из волков: Убийца Оленей, Гигантская Лапа, Воющий-на-деревья и Ненависть. А вот Макса я нигде учуять не смогла – как не смогла я учуять Пятно и Белого Хвоста. Мое сердце забилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Может, эти двое увели куда-то Макса, чтобы его убить?

У меня в голове замелькали картинки: Макс, которому рвут горло эти два волка; Макс, которого бьет металлическим прутом ребенок; Макс в клетке у ловцов собак… Пепел, пепел, пепел, пепел… Дьялу с копьем, вонзенным в его тело. Дьялу с этим проклятым копьем в теле!

Я стала выть и вскоре заметила, что находящиеся вокруг меня волки проснулись и присоединились к моему вою. Они, видимо, решили, что я учуяла какую-то опасность, и прекратили выть только после того, как поняли, что никакой опасности поблизости вовсе нет. Я начала скулить и не сразу заметила, что Белый Хвост, Пятно и Макс уже откуда-то вернулись. Пятно стал рассказывать другим волкам, что Макс, проснувшись, учуял запах оленей. Белый Хвост и он, Пятно, Максу сначала не поверили, но все же пошли вместе с этим черным псом, и его слова подтвердились: неподалеку отсюда паслись олени.

– Нюх у этого пса, похоже, получше, чем у волков, – заявил Пятно, подходя к ели, под которой лежала я. – Он мог бы еще очень даже пригодиться нашей стае.

Я продолжала терзаться страхом. Я спасла Макса от того ребенка. И от пепла. От того проклятого пепла. Но не могу спасать его снова и снова. Когда-нибудь он погибнет. Без смерти нет жизни. А жизнь, жизнь была так…

– Орхидея! – позвал меня Макс.

Жизнь была так…

– Орхидея! – снова позвал меня Макс.

…была так полна смерти! Ни один пес, ни один волк и ни одно другое животное не могло определить, когда она его настигнет. Не смог этого сделать и Дьялу, который уже вот-вот должен был стать отцом. Никто не может обещать другому, что он будет жить дольше него. Тот, кто это делает, лжец! Лжец, которой любит другого не так сильно, как тот любит его, а иначе он никогда бы не стал обещать ничего подобного! Он попросту лжец. Как Макс!

– Орхидея! – крикнул мне Макс.

– Оставь меня в покое! – рявкнула я.

Волки не знали, как им отнестись к такому моему поведению. Белый Хвост презрительно фыркнул, Гигантская Лапа принюхался, чтобы понять, не приближается ли какая-нибудь опасность (а иначе почему я все никак не успокаиваюсь и не радуюсь тихонько предстоящей охоте на оленей), а Пятно спросил:

– Что с тобой?

Возможно, он вдруг забеспокоился, что я могу заразить волков его стаи какой-нибудь болезнью. Однако я, не обращая на него внимания, пролаяла Максу:

– Ты мне солгал!

– Что?

Макс непонимающе уставился на меня.

– Ты не должен был обещать, что умрешь позже меня!

– Орхидея…

Он подошел ко мне и уткнулся в меня своей мордой.

– Меня зовут не Орхидея! – фыркнула я и отпихнула его морду от себя.

– Рана…

– Я и сама не знаю, кто я, – с отчаянием пролаяла я.

Инала, Айме, Фрейя, Рана или все-таки Орхидея?

– А я это знаю, – сказал Макс.

– Может, ты хочешь дать мне еще какое-то новое имя?

Я произнесла эта слова срывающимся голосом.