Акош Кертес - Стеклянная клетка

Шандор испуганно отдернул руку.

— Не надо, Жу, я не хочу!

Жужа засмеялась.

— Да ты что, девица невинная? Ну, поцелуй же!

— Зачем ты так? Это же невыносимо… для нас обоих!

— Даже прощальным поцелуем не удостоишь? После восьми-то лет?

Жужа встала и обошла стол. Шандор, обомлев, смотрел на нее. Он не мог шевельнуться. Жужа села ему на колени и обвила его шею руками.

— Ну к чему это все? — пробормотал он, когда они выпустили друг друга из объятий.

— Чтобы и ты почувствовал: ты меня любишь, — сказала Жужа. Она так и не встала с его колен.

— Это подло! Ведь ты знаешь, что я люблю тебя, что мне дьявольски трудно…

— Ну-ну, только не заплачь… Ты меня любишь? Зачем же тогда хочешь уйти?

Шандор вскочил, почти сбросил жену с колен.

— Затем, что я боюсь! — крикнул он истерически. — Тебя боюсь!

Жена смотрела на него пристально, словно борец на своего противника. И вдруг, схватив за оба запястья, рванула его на себя. Шандор в ужасе оттолкнул ее. Они боролись.

— Ах ты глупышка… ах ты мой милый глупышка… дурачок, старый юнец… мой глупенький маленький гений… не бойся же… ну, отпусти руки…

Шандор опять почувствовал себя бесконечно смешным. И прекратил глупое сопротивление. Жена припала к нему, прижалась к его ребрам высокой грудью. Он думал о том, что их видно через стеклянную стену.

— Не надо… не надо, Жу… — простонал он наконец. — Я этого не вынесу.

Жужа его отпустила.

— Боишься? Боишься сказать себе, что любишь меня?

— Нет. Я тебя люблю. Но я все равно уйду. Я боюсь другого… того, что… что… Не хочу я, чтобы ты меня любила, не хочу причинять тебе боль!

— О ты, доброта! — Жужа отступила на шаг, теперь ее серые глаза сверкнули презреньем. — Ах ты святая душа! Надеюсь, ты все же не ждешь, что я расчувствуюсь? — Она подошла к стеклянной стене и уставилась на бетонную площадку. Долго стояла так, глядя на красные бензиновые колонки. Потом обернулась. — Хочешь все получить даром? Не смеешь даже на маленькие угрызения совести пойти ради любви твоей? Любишь ты Ибойю?

— Люблю! — воскликнул Шандор быстро и чуть-чуть слишком громко.

— Тогда сумей и убить за нее! Ох, какой же ты кисляк!

— Но если так, что ты любишь во мне?

У Жужи вдруг опять изменилось лицо. Оно уже не было ни насмешливым, ни влюбленным, ни ненавидящим. Только очень усталым.

— Почем я знаю…

Шандор немного пришел в себя. Сел. И вновь пустился в объяснения. Он чувствовал себя обязанным объяснить все. И самому себе тоже.

— Я потому был для тебя хорошим партнером, что ты могла неограниченно надо мною властвовать… даже мыслям моим направление указывать. И ты… право, я не хочу обидеть тебя, Жу, но ты сама меня вынудила… Ты любила во мне просто мечту свою — то, что когда-нибудь я стану знаменитым ученым… Но если так пойдет дальше, я вообще стану ничем. Я живу под колпаком, в эдакой стеклянной клетке, и все-то у меня есть… я отвык от свежего воздуха, от холода, от борьбы, так отвык, что уже не способен бороться и за идеи мои… Не идет у меня работа, понимаешь?! Я живу в этом тепленьком мирке, который создал себе не я, который есть плод твоих усилий, живу словно свинья в теплой луже. Моя нервная система, мой мозг заплывают жиром. Я знаю, что делаю подлость: оставляю тебя, чтобы с другой осуществить то, что было и твоей мечтой, знаю, что я подлец, что краду у тебя и эту твою мечту, но поступить иначе не могу… Рядом с Ибике я встану на собственные ноги, мне придется встать на собственные ноги, рядом с ней я буду сильным, потому что она за меня сильной не будет, она не такая, как ты…

Жужа слушала, посмеиваясь.

— Ну и ну, да ты у нас мазохист? Это новая у тебя черта… хотя… у тебя ведь и мазохизм — лишь способ пожалеть себя… и чтобы другие тебя пожалели. Ну, мне жалко тебя, мой маленький, идет? Ты рад? Бедный, бедный Шаника, как же это должно быть мучительно для его благородной и чистой души, что вот приходится, даже против воли, совершить подлость… Ну? Может, еще пожалеть тебя за машину твою, за твой изысканный гардероб? И еще за эту паршивую хрюшку, на которую ты меня меняешь?

— Ты отвратительна!

— Ах так?! — вскрикнула Жужа.

Она отскочила от стеклянной стены. И изо всей силы ударила мужа по щеке. Шандор так и взвился со стула. Жужа отвесила ему еще одну пощечину, он отступил, уронил стул, защищаясь, выставил перед собой руки, но она проскользнула у него под мышкой; от следующей пощечины у Шандора слетели очки, но Жужа продолжала яростно избивать его.

— Жужа, опомнись! Ты спятила? И чего ты хочешь добиться этим? Думаешь таким способом вернуть меня?

— Нужен ты мне как собаке пятая нога… выбить из тебя мои восемь лет — вот я чего хочу!..

Внезапно она успокоилась. Выдохлась.

— Теперь ты счастлива? — спросил ее муж. Он опустился на корточки, нашел на полу очки. Они не разбились.

Жужа подождала, пока он встал.

— Убирайся! — выговорила она глухо. — Убирайся с глаз моих, дрянь, потаскун паршивый, иди прочь, не то я убью тебя!

Дверь конторы распахнулась: явился И́ван с бутылкой.

— Что принес? — с любопытством спросила Жужа. — Коньяк?

И́ван заметил опрокинутый стул, багрово-красное лицо младшего брата.

— Вы дрались?

— Ну и что! — весело рассмеялась Жужа. — Такое и в лучших семействах случалось! Да ладно, не ощупывай ты свою физиономию, — обратилась она к мужу, — выпей! Ну, чего скроил такую страдальческую мину? — Из висевшего на стене шкафчика она достала два стакана и чашку, поставила их на стол. — меня уже и злость прошла, на пощечины разменяла, ну! Разрядка кстати пришлась… Иди, иди сюда, старина, — дружелюбно обратилась она к мужу. — Страху-то великого натерпевшись, куда как славно горлышко промочить! Давай, давай, не заставляй себя упрашивать!..

— Вот ненормальная! — сказал заправщик.

— Конечно! Ну, выпьем. Наливайте! — И́ван плеснул коньяку в два стакана. — Себе-то что не наливаешь?

— Пока не хочется. Я ведь еще не дрался.

— Пожалуйста, отвесь и ты ему пару пощечин, — предложила Жужа. — Я даже выйти могу.

— Шандору? Так ведь я не прожил с ним восемь лет, как ты…

— Боишься, что он тебя поколотит, а? — расхохоталась Жужа. — Ох и любы вы мне, вот так, рядышком! Да разве не он соблазнил твою жену? Или это твоя жена его соблазнила? Ну ладно, оставим это… Ужо утречком поедешь домой, соколик, и там накостыляешь ее милости как положено… А сейчас пей!

— Когда захочу — выпью…

— Ну что ж, упрашивать не станем, так, Шандор? За твое счастье! — подняла она стакан. — И чего ты кислый такой?! В эдакую ночь нам с тобой хороший глоток коньяку в самый раз! — Она одним духом выпила коньяк и тотчас протянула стакан И́вану. — Наливай, И́ван. А ты и теперь не выпьешь? Ну, сиди грусти, коли так! А мы гуляем, правда, Шаника? Подойди, мой мальчик, чокнись со своей старой женушкой, будь здоров! А-а, вот эта хорошо пошла… — Жужа поставила стакан на стол и села. Теперь она улыбалась официальной улыбкой, как улыбалась шоферам и автолюбителям во время работы. — Вот теперь можем и поговорить. Обсудим практические вопросы. Решим судьбу детей, квартиры, машины, прочего движимого и недвижимого имущества — это ведь называется разделом имущества, так? Затем об алиментах… или лучше я буду платить вам на детей пособие? Судя по тому, что было сказано, это вполне логично, а?.. А теперь позвоним Ибике.