Петр Шабах - Вода с сиропом

— Шутки в сторону, парни! — он продемонстрировал загадочный пакет, который держал в правой руке. Мы стояли в прихожей. Мама, брат и я. — Ну-ка, посмотри, насмешник, — он пальцем ткнул брата в грудь, — надеюсь, теперь-то ты признаешь мою правоту.

Брат молча смотрел на отца уничижающим взглядом.

— Я — стирать, — исчезла мать.

Отец повернулся ко мне:

— Пионер, что будет со стаканом, если его бросить на пол?

— Ну, не знаю, — ответил я, — наверное, разобьется.

— Разобьется? — комично поднял брови отец. — Разобьется, говоришь?

Он счастливо рассмеялся, а потом неожиданно посерьезнел:

— Да. Раньше оно так и было. Не лыбься! — это уже брату. — Однако… — тут он выдержал серьезную паузу, — как-то собрались вместе умные головы и сказали: хватит! И не случайно, — повернулся он опять к брату, четко артикулируя каждое слово, — эти умные головы собрались в Польской Народной Республике! В социалистической Польше! — Отец покивал головой и провозгласил: — Небьющийся стакан!

— Как небьющийся? — ошеломленно прошептал я. На меня отец всегда мог положиться. В нашей семье я, наверное, был единственным, кто верил, что через пару лет мы будем вместе смотреть на Марс из ракеты с красной звездой.

— Мне это подарил сегодня мой начальник, — объяснил отец. Затем раскрыл пакет, скрывавший от нас сокровище. — Прекрати гримасничать! — опять наехал он на брата. — Сейчас тебе расхочется смеяться.

Затем он любезно показал каждому удивительный стакан, как фокусник дает зрителям проверить, острый ли меч. Это был самый обыкновенный стакан.

— Можно попробовать? — задумчиво спросил брат, крутя стакан в руках.

Отец покачал головой. Потом что-то взвесил в уме, а в тот момент, когда его взгляд остановился на моем пионерском галстуке, решение было принято.

— Давай! — сказал он мне.

Я взял стакан в руку и остался стоять в неуверенности.

— С какой силой?

— Со всей силы, парень! — раззадоривал отец.

— Аккуратнее с плиткой, — поддержала его мама.

Я поднял руку со стаканом над головой. Отец мне улыбнулся.

Я просто отпустил стакан. Тот упал на пол, несколько раз подскочил и остался лежать на боку. Отец выдохнул.

— Отлично, — оценила мама, закатила глаза и ушла.

— Понимаете, парни, что это значит? Мы опять на шаг впереди них! — радостно продолжал отец, указывая рукой на юг. — Что ты сказал? — повернулся он к брату.

— Да ничего, — пожал тот плечами.

— Что «ничего», я прекрасно тебя слышал! — настаивал отец.

— То, что слабо кинул, вот и все, защищался брат.

— Ну давай! — истерически крикнул отец и передал ему чудесный стакан.

И брат, как он всегда и во всем поступал, не раздумывая и не оставляя времени на дебаты, швырнул стакан о плитку. Тот разлетелся на тысячу странных кристаллов, рассыпавшихся по всей прихожей.

Отец стоял бледный, с трясущимися губами. Он был похож на колдуна из сказки, чье стеклянное сердце разбил о скалу отважный принц, и мне было его в каком-то смысле жалко. Отец смотрел на брата, и в его глазах читались немые вопросы: «Что ты со мной делаешь? Что ты хочешь этим сказать? На чьей ты стороне?»

Брат пошел за яблоками. Для него случившееся уже было делом прошлым.

Отец аккуратно все смел веником на совок.

Наша учительница однажды привела в класс настоящего контрразведчика, обещавшего рассказать о своем опыте борьбы с врагами социалистического строя.

Это было во времена, когда на улицах уже встречались группки трампов [3] Нечто среднее между КСП, туристами и скаутами. , возвращавшихся с Сазавы или еще откуда. Мне они очень нравились, хотя, с другой стороны, я их очень боялся. Они были какие-то диковатые и почти всегда пьяные и орали, что хотят «английскую субботу» и «плевать нам на работу!», что мне было весьма по душе.

Контрразведчик пришел в форме, правда без пистолета, что сильно понизило его рейтинг в наших глазах. Начал издалека: рассказал, что враг коварен и хитер, и как с ним тяжело сражаться. Училка уговорила его рассказать какую-нибудь занимательную историю из жизни. Тот немного покочевряжился, объясняя, что это рутина и так далее, но потом не выдержал. Уселся поудобнее на первую парту и начал:

— Однажды я принимал участие в операции.

— Против кого? — не выдержала напряжения учительница.

— Против шпионов, — глухо ответил тот.

— Им все неймется! — прошипела учительница.

Контрразведчик снял пояс, положил его рядом с собой на парту и продолжал:

— Ну, тут особо не о чем рассказывать. Мы получили простой приказ: ликвидировать диверсанта на мотоцикле. С кожаной сумкой за плечами.

Учительница не шевелилась.

— Ну, заняли мы позицию у поворота, спрятались там за упавшее дерево. Потом проверили оружие…

— Сколько вас там было? — перебила его с ужасом учительница.

— специалист и я, — продолжал контрразведчик. — Около полтретьего послышался рев мотоцикла. Показался мужчина с кожаной сумкой.

— И что вы? — выдохнула учительница.

— Выполнили приказ, — ответил контрразведчик и выпрямился.

Учительница не хотела верить:

— Вы его…?

— Двумя очередями, — кивнул контрразведчик.

Учительница посмотрела на нас и поспешила объяснить: «Так с ними и надо. Они хуже, чем раковая опухоль. Если с ними не воевать, то они налетят на нашу Родину как саранча!», но было видно, что сама она эту информацию еще не переварила. Мне же это показалось довольно скучной историей. Контрразведчик, однако, еще не закончил.

— Стоило отзвучать нашим выстрелам, — продолжал он, — на дороге появился еще одни мотоцикл.

Учительница икнула.

— А на нем мужчина с кожаной сумкой. Что делать? Приказ звучал четко: он не должен проехать чего бы это ни стоило. Времени на раздумья, кто есть кто, не оставалось.

— Вы хотите сказать… — прошептала учительница.

— Две очереди, — подтвердил ее опасения контрразведчик и затянул пояс.

Учительница смотрела на нас невидящим взором. Контрразведчик быстро попрощался и ушел.

— С ними так и надо… — продолжала шептать оторопевшая учительница.

— Ни хрена себе! Вот это клево, — нарушил тишину Ковбой.

А. подошла к холодильнику за сыром и другими вкусностями. Положила все на доску и присела на кровать рядом со мной, пристроив подушку поудобнее под спину. Отщипывая сыр, она с полуприкрытыми глазами спросила:

— Ковбой. Почему ты называешь его Ковбой? У него не было имени?

— Было, — ответил я, — но это абсолютно не важно.

— Ну не знаю, — продолжала А., — у меня такое ощущение, что вам, мужчинам, абсолютно все равно, как кто зовется.

— Потому что это не важно, вот мне и все равно. И я не хочу придумывать какое-то конкретное имя.