Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Ну же, быстрей, женщина!

Она встала на четвереньки. Так ей удавалось перемещаться быстрее. Но длинная автоматная очередь снова уложила её на живот. Наконец, она оказалась на расстоянии вытянутой руки и Шурали принял у неё железный ящик. Он оказался слишком тяжёл — не менее двадцати килограмм. Наверное, поэтому женщина так устала. Она замерла, лёжа на животе, уткнувшись лицом в щебень. Спина её и бока тяжело вздымались. Шурали открыл ящик и принялся снаряжать очередной рожок. Над улицей трещали и грохотали автоматные и пулемётные очереди. На такой близкой дистанции звуки стрельбы уже не напоминали шлепки пощёчин и стук кастаньет. Звуки боя сливались в одну какофонию, оглушительную и непрерывную. Рожок был уже наполовину полон, когда хлопнул первый минный разрыв. Омерзительнейший из звуков преисподней — скрежещущий звон железных осколков — заставил их обоих уткнуться лицами в щебень.

— Иди же в укрытие! — крикнул Шурали. — Залезай под лоджию. Укройся за телом йеменца!

— Меня зовут Алисон, — сказала женщина.

Шурали продолжал снаряжать рожок патронами. Ноги Фархата снова оказались в поле его зрения, но теперь они не двигались. Верхняя же часть его тела была обильно присыпана щебнем. Разгрести, посмотреть, жив ли? Недосуг! Шурали уже закончил снаряжать последний рожок, щелкнул затвором, облил свинцом кучу щебня в том месте, где предположительно находились голова и плечи Фархата.

— О, Аллах! Да прославится имя твоё! — проговорил он.

— Воистину! — рявкнул русский из своего укрытия.

Иудейка кивнула. Рация на её плече шипела и перхала возбуждённым голосом Затычки. Командир сообщил своей женщине о потерях, особое внимание уделив выжившим после резни канадцам. По его словам выходило так, что «канадские хохлы» и их русский товарищ пали первыми. Шурали ещё раз оглядел мёртвое тело Фар-хата и на этот раз поверил своему командиру.

— Мы не оставляем своих раненных, — серьёзно проговорила она. — А теперь за мной! Нам надо присоединиться к командиру!

Остатки бригады Затычки, все немногие, кто выжил, сбились тесной кучкой в подъезде многоэтажки. Тут были обе женщины — простоволосые, с обнаженными, покрытыми ссадинами руками, они скалили жемчужные зубы, которые казались особенно яркими на покрытых свежей копотью лицах. Остальных оказалось непросто и узнать, так запылены, так искажены усталостью и отчаянием были их лица. Все оконные проёмы в их убежище зияли пустотой — остекление вынесло вместе с рамами. Зато хорошо была видна запаркованная на изуродованном газоне техника. Пока ни один транспорт не пострадал. Другое дело — люди. Бригада снова понесла чувствительные потери.

— Что нам делать? — ревел Затычка. — Что делать?

— Использовать метод Лива-Алькудс, — проговорил Ибрагим Абдула.

— О чём говорит русский? Ну-ка, пушту, переведи? — Затычка свирепел, он прекрасно понимал арабскую речь Алёши, но страх лишил его рассудительности.

— Он предлагает путь к спасению, — ответил Шурали, а Ибрагим Абдула уже сел за руль джихадмобиля.

— Эй, Затычка! — весело закричал он, просовывая в окно руку. Его чумазая ладонь сжимала смартфон. — Мне нужна корректировка, иначе я заблужусь в этих лабиринтах. Шурали! Ты лучший из наводчиков! Помоги в последний раз, друг!

Ибрагим Абдула по прозвищу Алёша махнул рукой. Солнечный лучик, чудом пробившийся сквозь пыльное облако, блеснул на игольном лезвии.

— Шерали-хан! Эй! Посмотри, что у меня есть!

Шурали подбежал к двери «Мерседеса».

— Возьми, брат! — Ибрагим Абдула протянул ему лезвие рукоятью вперёд. — Рукоятку не успел отделать, как полагается. Пластмасса. Дешёвка. Но сам клинок!.. Когда-нибудь ты будешь носить гражданскую одежду. Такой клинок возможно спрятать в шов рукава и он не порвёт ткань. Смотри! Конец иглы тупой. Ну же! Бери!

Мотор «Мерседеса» взревел, но громче рева надсаженного дизеля звучал голос русского. Он пел. Резкий, простоватый мотив последней невообразимой мукой терзал уши Шурали. Странно, необычно, волнительно отдавались в сердце слова чужой речи. Чудно! Он понимал каждое слово. Странная песня вливалась в его сердце, заставляя его биться чаще. Точно так же отзывались в нём рифмы любимых касыд.

— И снова в поход труба нас зовет, мы все встанем в строй и все пойдем в священный бой [16] Ибрагим Абдула поёт марш «Прощание славянки». , — закончив пение этими словами, Ибрагим Абдула отпустил педаль тормоза и резко надавил на педаль газа. Джихадмобиль рванулся с места. Щебень двумя колючими фонтанами брызнул из-под колёс. Выжившая йеменская молодежь бросилась врассыпную. Миг — и запыленный корпус автомобиля скрылся за углом улицы. А над их головами уже плавал, набирая высоту, беспилотник.

Не пыль, но солёная влага туманила взгляд Шурали, когда он рассматривал подарок Ибрагима Абдулы.

Сирийская наложница Затычки стала достойной заместительницей Фархата. Видеокамера дрона быстро обнаружила «Мерседес».

— Свяжись с ним! — скомандовал Затычка. — Смотри сюда, пушту! Вот они! Сейчас ему надо повернуть налево.

Мобильная связь работала хорошо. Не прошло и пары секунд после начала вызова и Шурали услышал голос Ибрагима Абдулы. Шурали не тревожился. Он прекрасно понимал, что Затычка никогда не забудет своей ненависти к его русскому другу. Вероятно, поступок Ибрагима Абдулы есть лучший выход. Но всё же… Друг послушно следовал всем его указаниям. Джихадмобиль на огромной скорости маневрировал по улицам и площадям Хале-ба, приближаясь к месту скопления противника. Наложницы Затычки хохотали, наблюдая за муравьиной суетой воинства САА. Крошечные фигурки на мониторе разбегались в стороны, едва завидев угрозу. Шурали шептал в микрофон мобильника:

— Налево, Алёша. Направо, Алёша!

Но Ибрагим Абдула далеко не всегда слушался его указаний. Окрашенный в цвета уличной пыли «Мерседес» сновал по лабиринтам старого Халеба, подобно напившемуся крови кокаиниста клопу.

— Налево, Алёша!!! — вопил Шурали. — Слушай меня, побратим шайтана!!!

— Посмотри-ка! Наш пушту освоил язык русских!

— По воле Всевышнего, да прославится его имя в веках, наш пушту говорит на любых языках!

Так говорили те из его товарищей, кто ещё мог складывать слова арабского языка с связные предложения.

— Он не взорвёт себя. Он побоится, — говорила сирийка. — Все русские — бродячие псы, неверные. Почему он ещё жив, а? Замыслил предательство?

Но вот джихадмобиль выкатился на магистраль, ведущую в жилые, не затронутые войной кварталы. Дома там мало пострадали от ударов «адского огня». Воинство САА решилось на минометный залп, но мины легли в двадцати метрах позади «Мерседеса». Автомобиль Ибрагима Абдулы увеличил скорость. Жители Халеба, войска САА и гуманитарии ООН освободили проспект от обломков зданий, словно специально подготовив его для совершения акции джихада. На въезде в жилой квартал располагался блокпост. Наложницы Затычки смеялись, наблюдая стремительное паническое бегство персонала блокпоста. «Мерседес» взорвался при въезде в квартал, едва достигнув заградительных сооружений. Шура-ли смотрел, как растет и ширится дымный гриб. Его очертания напомнили ему угловатую фигуру погибшего друга. Он встретил скорбь молча. Не славил вместе со всеми имя Всевышнего. Слезы застили ему глаза. Ах, как щиплется соленая влага!