Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Ой! — сказал тихо Лазарь, указывая на Спаса трясущейся рукой. — Я не хочу, чтобы меня били ведром. Я ни в чём не виноват. Я не спал с Софией!

Незнакомец обернулся и уставился на Спаса. Нет, никак не возможно так долго и молча смотреть на искаженную яростью, волчью морду потенциального тестя. К тому же, ребёнок за стеной опять начал плакать, а прекрасная белокурая София уже бежала к дому.

— Вали его, придурок! — кричала она.

Ах, как грубо разговаривают порой девушки с собственными родителями! Это совершенно недопустимо называть отца придурком! Как-то она станет разговаривать с мужем? А незнакомец, между тем, жонглировал своим странным инструментом, и Лазарю показалось, что он хочет кинуть его в Софию. Как же быть? Вращающееся на цепи ведро стремительно приближалось, а незнакомец уже замахнулся для броска. Ещё миг и — лезвие из закаленного металла полетит в сторону Софии.

— Нееет!!! — заорал Лазарь и повалился в ноги батрака Чавдаровых.

Он тут же получил чувствительный пинок в бок.

— Ах, почему все в доме Чавдаровых пинаются? Может быть, вы, сударь, и укусить меня хотите? — приговаривал Лазарь, не переставая цепляться за ноги батрака до тех пор, пока не получил ещё один пинок.

О, такие поступки не должны оставаться безнаказанными! Лазарь извернулся и, намочив тенниску в отвратительно свежей росе, вцепился зубами в правую лодыжку батрака. Да воздастся же вам, Чавдаровы, за ваши беспутства! Кусающиеся да будут покусаны! Не забывая отбиваться от пинков левой ноги сельскохозяйственного рабочего, Лазарь ловил левую ногу своего противника и преуспел в этом. И не только в этом! Повинуясь настоятельным и громогласным рекомендациям Софии, Лазарь дернул батрака Чавдаровых за левую ногу и тот не устоял — повалился навзничь, ударившись спиной о стену дома. А там, за стеной ребёнок плакал всё громче и громче. Плач этот напоминал Лазарю мяуканье весеннего кота. А потом их конечно же настигло ведро. Раздался оглушительный грохот и плач ребенка снова умолк.

Старик трогал его шершавыми, сильными руками, мял и тискал, как горсть затвердевшей земли, приговаривая низким, хриплым голосом. Усы его страшно топорщились. Глаза были холодны, а дыхание горячо, и пахло перебродившей виноградной лозой. Ияри прислушивался к его голосу, стараясь разобрать слова. Но речи старика не походили ни на что, слышанное им ранее. Ияри крепился. Заплакать сейчас — потерять последние силы. Он сжимал в ладони медальон, пряча его от глаз старика, мысленно призывая Царя Царей, но тот никак не хотел отзываться. Может быть, Великий спал? Ияри тоже хотелось спать. Старик посадил его в корыто с теплой водой и тёплую же воду лил ему на голову из лейки. Мыльная пена лезла в глаза, пузырилась на губах, но Ияри терпел муку, из последних сил преодолевая сонливость. Наконец, когда старик смыл мыльную пену с его лица, мальчик увидел кота. Огромный как лев и свирепый как дракон, он чинно вступил в ванную комнату стариковского дома.

— Война, война, — сказал старик. — Вы принесли нам войну. Но ничего. Мы отобьёмся и на этот раз.

— Мои родители мертвы, — проговорил Ияри.

— Что? — старик от неожиданности уронил лейку в корыто.

В воздух поднялся фонтан мутной воды. Часть её попала на кота, тот выгнул спину, разинул пасть, показывая острые клыки, и зашипел.

— Мои родители мертвы, — повторил Ияри. — Сестры тоже мертвы. Я остался совсем один, когда Марабут спас меня от смерти.

Кот отряхнулся, уселся за спиной старика и принялся вылизывать шерсть на боках.

— Позволь мне остаться с тобой. Ты ведь не злой.

Старик тряхнул головой и схватился за сердце. Ияри стало жаль его. То-то ещё будет, когда старик увидит кота. А где кот, там и Царь Царей. Но старик не верит в него. Славяне верят в распятого пророка, так говорил Ияри отец.

— Я вырастил сына. Я помогал воспитывать внучку. Я выполнил свой долг. Уж не знаю как, но сердце моё чует — ты хочешь, чтобы я тебя усыновил, мальчик. Но я не могу! Ведь ты даже не говоришь на нашем языке! — старик с трудом выталкивал слова из-под усов. Лоб его покрыла испарина.

— От меня действительно нет никакой пользы, — согласился Ияри. — Я ничему не успел научиться, потому что началась война. Но по дороге сюда Марабут научил меня стихам. Хочешь, прочту?

Старик молча смотрел на него. Ияри испугался. Сейчас, сию минуту, старый человек уличит его во лжи. Он пообещал прочесть стихи, но усталость от долгой дороги, страха и голода опустошили память Ияри и он не сможет припомнить ни строчки. Что он станет делать, если старик согласится слушать стихи? Позор! По щекам Ияри потекли горячие слёзы. Кот смотрел на него янтарными глазами, топорщил усы. Мурлыканье его — о, этот сонм сладчайших успокоительных созвучий! — наполняло собой крошечное помещение ванной комнаты.

— Довольно, милый! — старик подхватил мальчика на руки, обернул в простыню и усадил на скамью, а сам уселся на низком стульчике напротив него. — Эк ты меня разжалобил! Я накормлю вас. Я дам, как в прошлый раз, еды в дорогу. Но большего не могу! Нет, не могу!

Старик всё ещё бормотал, когда дверь приоткрылась. Царь Царей вступил в тесную комнатёнку и встал рядом со своим котом. Шитые золотом одежды наполнили помещение полуденным сиянием. Усыпанная драгоценными каменьями тиара возвышалась до потолка, придавая низким сводам клетушки подобие бескрайних небес. Шелковистая, завитая в крутые кольца борода источала ароматы сказочных благовоний. Сапфировые очи Царя Царей, лучистые и глубокие, сияли проницательным умом.

Вид столь дивного великолепия просушил слёзы в глазах Ияри. Старик сидел неподвижно, уставившись в одну точку, и Ияри стал волноваться за него. Царь Царей стоял слишком близко. Полы его золотых одежд касались спины старика. Что если пожилой человек обернется? Не поразит ли его уставшее сердце вид всеподавляющего величия? Но вот Царь Царей улыбнулся, поощрительно покачал головой и Ияри заговорил:

— Высшее счастье в мире — дружеская беседа. Смерть меня ужасает тем, что в разлуке — друзья. Но и земля сырая станет нам общим кругом, И посему от жизни смерть отделить нельзя [26] Ияри читает стихи афганского поэта Халиллулы Халили, перевод Татьяны Бек. .

Голос его звучал негромко, но твёрдо. Слова легко приходили на ум, будто он сам только что сложил их в эти исполненные очарования строки. Царь Царей кивал ему, помогая ясно выговаривать каждое слово непонятного языка. А Ияри сидел на лавке, скрестив ноги. Сжатая в кулак, правая его рука покоилась на груди, оберегая отцовский медальон.

— Какой же ты разумный мальчик! — всплеснул руками старик. — И так хорошо говоришь на нашем языке. Будь ты христианином — оставил бы тебя, так и быть!