Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

Это была голова Светки с пустыми глазницами зрачков. Только в прошлой своей жизни она звалась Ленкой… А точнее — Еленой Прекрасной.

Учитель рассказывал, что из-за этой Елены Прекрасной даже где-то когда-то началась война, поэтому ее красоту лучше от греха подальше держать под чехлом.

Именно тогда Ленька Француз и сделал открытие, которое потом круто изменило его жизнь. Это случилось в подземном ходе, в который он полез, чтобы узнать, что в нем могли искать немцы. И даже нашел следы их шурфов, которые неизбежно упирались в гранит. Рядом валялись банки от консервированной колбасы «Heine Bockwurst», тушеной капусты, шоколада «Scho-Ka-Kola» и даже несколько еще не использованных металлических коробочек Маршгетранка (сухого лимонада), две из которых Ленька выпил прямо в ходе (растворив в воде), а одну приберег для меня — попробовать.

По вкусу это был самый настоящий лимонад, не хуже, чем за три копейки в автомате.

Домой он притащил кусок гранита и теперь каждый вечер ждал «включения», пока от света настольной лампы вокруг камня не вспыхивал серебристый ореол, в котором сперва появлялся Мальчиш Кибальчиш, потом хромой Кеша… за ним — Светка… которых Мальчиш Кибальчиш через подземный ход уводил в другие страны, где не было зимы и всегда светило солнце.

А когда в городе заработала первая шахта, которая оказалась прямо под нашим ходом, только на семьдесят метров гранита глубже, — Ленька все понял: это уран.

Он чувствовал его теперь везде — в старой части города с ее булыжной мостовой и гранитными цоколями красивых домов. На гранитном мосту через речку Ингул, в обложенном плитами гранита главпочтамте, у «Детского мира».

Момент истины настиг его на главной площади у памятника Кирову, которого подпирал мощный гранитный постамент с трибуной, как на мавзолее с Лениным. Только Ленин лежал горизонтально и смотрел в небо, а Киров стоял вертикально и бронзовым пальцем тыкал в землю, где скрывались самые крупные в Европе залежи урана.

А если учесть, что в тонне гранита содержится до двадцати пяти граммов урана, то вся эта многотонная конструкция являлась, в сущности, атомной бомбой (как и мавзолей с Лениным) замедленного действия, которая рано или поздно должна была рвануть, чтобы смести старый город, который народу больше не понадобится.

Что в итоге и произошло. Но Ленька Француз к тому времени был уже далеко — в самом сердце Африки, где нашел уран сперва в Уганде, потом в Конго, и уже совсем было собирался найти его в Анголе, но вместо этого увлекся алмазами, которые всегда сопровождают залежи урана. Золото тоже сопровождает, но алмазы главнее. И с тех пор Леньку ищут по всему миру, как главного волшебника Земли.

А он под разными именами всплывал то в Бразилии, то в Лаосе, где, в зависимости от заказа, обнаруживал уран, алмазы и попутно золото, которое тоже начал чувствовать.

А это значит, что и под нашим городом наверняка должны быть алмазы и даже золото, но без Леньки Француза их теперь просто не найти.

Возможно, и все мы что-то такое начинали чувствовать (особенно когда начали добывать уран), только называли это чувство «исчезновением», а может, и никак не называли, а просто чувствовали… И уезжали… И исчезали… чтобы в памяти замкнуть контур. И сохранить уже навсегда.

…Мама вернулась с целины внезапно и сказала, что будем уезжать. Куда и зачем — она и сама еще не знала, знала только, что надо уезжать.

С целины она привезла медаль и красивый китайский термос с драконом. На коробке было большими буквами написано «ОЛЕНЬ», как, видимо, китайцы называли смелых целинников, которые посреди степи, как олени рогами, рыли землю.

Честно говоря, я даже не сильно удивился маминому решению. Слишком многое для нее в этом городе было связано с войной, и после трех лет целины ей, наверное, казалось, что она снова возвращается в войну, от которой надо всегда бежать.

Здесь убили ее брата Васю, а другого брата, Вову, угнали в Германию, где он прошел три концлагеря (последний — лагерь смерти) и чудом остался жив. А на самом деле умер еще тогда — в том лагере смерти, где человек становится номером, который он выкрикивал по ночам по-немецки и стыдливо прятал потом на руке (167551), не снимая рубашку с длинными рукавами даже летом.

Мама это сразу определила по глазам, так как видела и знала смерть не понаслышке.

Здесь исчезли все ее школьные друзья, если не считать некоторых, которых мама зачем-то вырезала из пожелтевших школьных фотографий.

Должны были угнать и маму, но она из детского дома взяла грудного ребенка, и немцы ее не угнали. А после войны у ребенка нашлась мать, которая таким же чудом вернулась из сибирского концлагеря.

— Сейчас съездим в одно место, — встретил меня отец и постучал по стеклышку карманного барометра, который ему подарил Ильин. Стрелка за стеклышком дрогнула и упала на два деления вниз. Это означало, что где-то на ставках должен начаться клев, а у отца мог начать болеть глаз, которого не было, и ему надо будет бежать на этажи к Ефимычу пить новокаин.

А он, вместо этого, в шлеме танкиста гнал свой «Цундапп» навстречу солнцу, не успевшему еще закрыться тучами.

Сколько мы ехали, я не знал. Время словно остановилось меж полей и холмов, которые с победным ревом рассекал наш лучший в мире мотоцикл «Цундапп».

Иногда отец оборачивался и, смеясь, что-то кричал, но я его не слышал и так же, смеясь, что-то кричал в ответ. А он прибавлял газу, и оба мы понимали все без слов.

Наконец, поля и холмы кончились, и мы начали осторожно спускаться с дороги. Впереди мелькнула полоска воды, а по сторонам стали появляться заросшие колючими кустарниками гранитные глыбы. Отец заглушил мотор и стащил с головы запыленный шлем танкиста. Лицо его тоже было покрыто слоем пыли, сквозь которую победно сверкал глаз.

По узкой тропе мы пробрались к воде. Это была река, которая петляла меж каменистых берегов, то расширяясь, то сужаясь до нескольких метров. Словно русло реки пропахала какая-то могучая и неведомая сила, разбросав в беспорядке глыбы и валуны.

С одного из таких отполированных водой валунов отец начал умываться и пить из ладоней воду. Я тоже умылся и сделал несколько глотков.

— Живая вода, — сказал отец. — От всех болезней лечит. Здесь раньше у запорожцев курень был.

— А что такое курень?

— Место, где казаки залечивали раны. Твой дед Кузя тоже казак был. Все время саблю точил, чтобы быть готовым.

— К чему?..

— К войне… Казак всегда должен быть готов к войне.

— А где сейчас эта сабля?

— Дед Кузя забрал с собой. Саблю всегда хоронили вместе с казаком. Только ее перед этим нагревали и сворачивали.

— Зачем?

— Для казака смерть — это как поход на войну, с которой он может не вернуться… А может и вернуться… чтобы залечить раны и наточить саблю. Если, конечно, его курень на месте. Чтобы было куда вернуться.