Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

— Береги его, голубчик.

Мужчина молча кивнул ей. Мы с Соней вышли с ним на одной остановке. Видели, как он несся через дорогу, на ходу останавливая нужную маршрутку.

Моей сестре восемь, но она уже обзывает меня «Жирдель» и злобно хихикает, жуя сливу. Но самое ужасное — Соня назло зовет меня Верони́кой!

— Веро́ника! Нечего коверкать!

— Чего? Какая Верон́ ика? Ты же русская.

— Мне все равно! Иди ешь свои сливы…

С детства я обожала диснеевские мультики и американские фильмы. Называла всех своих кукол англоязычными именами, типа Пауля или Джессики. И всех поправляла, когда кто-то называл меня Верони́кой. Веро́ника!

И очень хотелось мне уехать из России, как и многим подросткам, но денег на это не было. Родители не понимали, зачем мне туда, и вообще куда — туда? В последний школьный год я много болела — невзлюбила окружающую меня действительность. Не нравились место, где живу, и те, кто находился вокруг меня. Сегодня по скайпу бабушка предложила мне на следующий год переехать к ней в Дрезден, поступить там в университет и шире улыбнуться. Чтобы сводило челюсти от счастья. И я улыбнулась про себя, но не так широко. Внутри такое — лети! А еще глубже — что здесь не устраивает? Люди? В себе чо-нить поменяй, может, и не будет так воротить от людей. Вот как рассуждал мой головной мозжечок. И я решила подумать. Им самым. Мозжечком же можно думать, биологи? И подумала! Сдам единое государственное счастье, и вжух — в небо… Страшно весело — убежать от нашего тяжелого менталитета и в один момент все и всех бросить. Когда растешь, ощущаешь, что счастья-то никакого нет — жить сложно. Особенно таким, как я, людям — сложным. Которых мало кто поймет и которые за это всех непонимающих поимеют. Бабушка дала мне «на подумать» семь месяцев, но звала каждую неделю:

— Внученька, забрось эту свою жизнь и лети!

Но я подумаю, совсем немножко подумаю… И решу своим головным мозжечком. Что не так, биологи?

С моей лучшей подругой Леной мы познакомились еще в первом классе:

— Меня Веро́ника зовут.

— Верони́ка?

— Да нет же, Веро́ника. Постоянно все ошибаются.

— А я Лена. Меня вообще часто зовут: «Лен!». А я слышу: «Тлен! Что будешь на завтрак, Тлен? Тлен, веди себя нормально!»

— Да, не повезло тебе с именем. Ну, будем держаться вместе.

А в четырнадцать лет я пожаловалась Лене, что не было у меня первого поцелуя. А вот соседка из какого-то подъезда…

— Джульетта-то? Которая Улыбкина? Она ведь с детства мечтает стать гастроэнтерологом, какие у нее могут быть поцелуи?

— Что ж назвали-то так? Джульетта…

— Ее любят за длинные волосы. Локоны у нее, как провода у старых телефонов — завивающиеся и упругие.

— Да у нее не голова, а шторы из волос!

А у самой Лены уже в десятом классе появился парень, с которым они стали жить вместе. Лицо у него, конечно, мрак. Прилип к ней и постоянно рядом ходил — сюда, туда, оттуда. Прилипало. Расставались раз шесть, но Лена, пожалев его, опять возвращалась. И я постоянно слышала от них:

— Я, — говорил ее парень, — когда-нибудь стану ответственным, обеспечу нас и сделаю тебе дитя.

— Ты, — отвечала Лена, — слишком много балакаешь.

— Я, — уверял раб ее, Ярослав, — навсегда твой.

— Да, — плакалась она, — а я вечные кошелек и утренняя овсянка. Где справедливость?

— Лен, да выплачу я ипотеку…

— Вот и живи со своей ипотекой, а не со мной.

И с тех пор, наблюдая подобные сцены, я переставала верить в мужчин — во мне развивались эти, фимени… феними… феминистические наклонности. Во!

Соня пожаловалась, что я с ней никуда не хожу:

— Сегодня дома сижу, завтра сижу, вчера сижу. Мне надоело!

И пошли на наш городской спектакль «Иван Царевич и Серый волк». Все актеры были в очках — фишка театра.

— Почему Царевич в очках? — спросила меня сестра.

— Ничего не видит.

— Есть же линзы.

— На них он еще не заработал.

Соня нахмурилась. В конце спектакля началась развлекательная программа: актеры — Лиса и Почтальон — спустились со сцены к детям.

— При чем здесь почтальон? — удивилась Соня.

— Да не знаю, — сказала я. — Для интерактива впихнули.

— Они мне не нужны, себе забери! — зло прошептал Почтальон Лисе, снял с себя очки и отдал их ей. Почтальон и Лиса подозвали детишек к себе. В руках у Почтальона портфель с конфетами — ребята должны были за «Коровки» отгадывать загадки. А Лиса молча облокотилась на край авансцены — смотрела за Почтальоном, чтобы тот чего-нибудь не натворил. Соня с унылым видом подошла к нему.

— Сколько лап у паука? — загадал Почтальон.

— Восемь, — Соня взяла конфету и положила в рот.

— А кто знает, сколько лап у клопа?

— Да, наверное, тоже восемь. Ой, вру, шесть, — отгадала Соня.

Почтальон дал ей вторую «Коровку». Сестра выиграла конфеты четыре, когда Почтальон вдруг нагнулся к Соне и прошептал:

— Хватит отгадывать, дай другим детям ответить.

— Я не виновата, что загадки отгадываю. Вы их составляли? — Соня ткнула пальцем в живот Почтальона. Тот смущенно оглядел зал.

— Вы! — закричал мне Почтальон. — Отгадайте загадку!

— За конфету? — с недоумением спросила я.

— Да, за те три лишних, что ваша дочь съела.

— Во-первых, — встала с места, — это моя сестра, во‐вторых, — подошла к нему, — вы не можете обвинять девочку в том, что она ест заслуженные призы, а в‐третьих, — ткнула пальцем ему в живот, — я отгадаю загадки за конфеты, потому что это изначальное правило игры, и менять его на ходу вы не можете.

Почтальон какое-то время молчал… И брякнул:

— Сколько ушей у паука?

— Ушей?

— Ушей!

— Сотни…

— А сколько ушей у трех мышей?

— Шесть, — ответила за меня Соня.

— Забирайте! — исступленно закричал Почтальон, впихнул мне в руки портфель и чуть ли не в слезах выбежал из зала с гневными криками. — Всем от меня нужны только очки и конфеты!

Тогда я плюхнула на сцену портфель, взяла Соню за руку, и мы попытались выйти из театра. Сзади нас кричали дети, вырывая друг у друга портфель с «Коровками». Когда мы с Соней подошли к выходу, нас догнала Лиса:

— Вы простите его. Хотел быть Царевичем, но ему роль не дали. Сказали, что Царевич должен быть в настоящих очках, а он отказался портить ими зрение, вот и взяли его на роль Почтальона. Не обижайтесь, он просто…

— Оскорбленный в душе Царевич, — улыбнулась я. — Спасибо за спектакль, не обижаемся. — Мы с сестрой вышли на улицу.

— Свобода, — выдохнула Соня.

У дверей ТЮЗа целовалась парочка. Сестра дернула меня за рукав:

— Вероник, там люди кусают друг друга.

— Они целуются.

— А почему так сильно?