Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

Это было определенно не место для работы. И туалет там стоял отнюдь не как средство первой необходимости.

Ее «Мартинсы» делали ноги еще тоньше, а широкая юбка до колена скрывала крупные бедра. Трусы, спущенные с колготками до сгиба колен, в черном зеркале отражались как удачный кадр из порно.

Еще ни в одном зеркале Лера не была такой привлекательной, как в этом туалете. Квадрат — тонкие ноги со спущенными до самых ботинок трусами. Черный квадрат — пропуск. Снова зеркало — большая мягкая грудь над спущенным лифчиком, на которой мягким комом лежит задранный свитер. И никаких непропорциональных ляжек, никакого рыхлого животика, валиком свисающего над лобком. Все это — черный квадрат, цензура. И даже ее лицо — цензура, только губы попадают в одно зеркало с подпрыгивающими сиськами.

Как она могла умереть?

— Вы же сосались постоянно, заболели тоже вместе. — Луч рисовал по коленке пластмассовой ручкой от планшета, даже не глядя на перекошенное лицо Марка.

— Чем заболели?

Луч заржал. Марк не понимал, как можно смеяться в этой ситуации — не натянуто, не саркастически, а заливаясь, утирая глаза и морщась. Как вообще можно смеяться?

— Ангиной, Маркуш. Вы же трахались последний раз месяца четыре назад. Чем вы еще могли заболеть вместе? — Луч поднял вверх указательный палец и «покивал» верхними фалангами.

Марк забрался на кровать в кедах. Он сегодня выходил в магазин за туалетной бумагой, которую Лучевой забыл в прошлый раз. А потом накормил его «пастой» с морепродуктами из тайского ресторанчика. Урод.

— А тебя с хера ебет, когда я трахался? С ней.

— Здоровья тебе желаю.

Марк накрыл лоб холодной влажной ладонью, закрыл глаза.

— Чего ты от меня хочешь? Почему ты мне вообще про похороны не сказал? — Лицо начинало гореть, Марк чувствовал, как нервы горят в голове, а дым копится, застилая глаза. Непонятно.

— Я говорил. И Саня тебе звонил, говорил. Даже Женька, по-моему, звонила. Но вы, тверские, люди такие, с ангиной по телефону разговаривать не желаете, слушать — тоже. Лежишь ты такой две недели назад, гноем плюешься в меня, телефоном бросаешься и говоришь: «Луч, достань из шкафа одеяло теплое. Конец апреля, отопление выключили, суки». Я думал — все. Белочку поймал с лекарств своих, в дурку сдавать надо.

— Говна в тебе, как в сортире на даче, Луч.

— Это в тебе говна, как в сортире, Марк. Сходи просрись, пока не сдох от дерьма своего, сопли на хуй намотай и на работу сходи, в институт наведайся. — Луч прищурил глаз и, как дротиком, метнул ручку от планшета в Марка, попав в колено.

— Мразь ты последняя, Лучевой. — Обе ладони закрыли горящее лицо.

Если все, что говорит Луч, — правда, то Марк не против снова слететь с катушек, слечь с ангиной и потеряться во времени и пространстве.

— А поехали в Питер? — Женя, оторвав бутылку от рта, резко дернула ее вверх, поднимая руку. На дне плеснулось, и пена, взбесившись, полилась на ее голые ляжки.

— А туда нам зачем? — Марк поднял глаза от своей бутылки, на которую смотрел последние минуты две. Как только все замолчали, так и начал смотреть на нее. С одной стороны, все они были не правы, особенно Луч. «Он никогда ничего не хочет, клал он на всех нас». Ему не все равно, он не всегда ничего не хочет. А с другой — смотреть на них не хотелось.

— Тебя топить, — Луч съюморил. — А если серьезно, то почему нет? У вас ведь учеба только в сентябре? — Саша и Женя кивнули.

— Сейчас опять заведет песню «я не хочу ехать», — Саша, в отличие от сестры, махнул свободной рукой. — Марк, поехали, развеешься.

— Там сейчас туристов много. — Он предпринял последнюю попытку отмазаться, с надеждой посмотрев на сестру, не смотря на Луча даже мельком. Даже краешком глаза. — Вот и сольешься с толпой.

Сборы были наполовину шумными. Саша и Женя, приехавшие в Москву без вещей, в Питер поехать так позволить себе не могли. Они шатались по продуктово-бытовым, шуршали дома пакетами, баночками, переливали Марковские шампуни, таскали футболки, звенели стаканами и вином, «чтобы веселее шло».

Марк делал все молча и тихо. Луч пришел с уже набитым рюкзаком и не шумел.

Квартира поделилась на кухню и спальню. — Почему ты не хочешь ехать? — Луч не удержался. — Потому что это не отдых. — Тебе ведь всегда нравилось там.

— Я там был с Лерой.

— Ты там познакомился со мной.

— Луч, там все будет напоминать о Лере.

— Тебе и здесь все напоминает о Лере. Мы напоминаем тебе.

— Вот и катитесь отсюда.

— Так не работает, Марк. Тебе нужно смириться.

— Я смирился. Почему она умерла?

— А ты не понял?

— Нет, не понял. — Марк психанул, швырнув в Луча своей мочалкой, которую купила Женя. Он не понимал, почему никто ничего ему до сих пор не объяснил. Его утешают, поддерживают, но не говорят.

— Поймешь. Не поймешь — скажу, — Луч пожал плечами.

— Я уже не понял.

— Ты тупой.

Они уставились друг на друга. Агрессию можно было поймать, помять руками и порезать.

Поезд долгий и неудобный. Места маленькие и кресла не откидываются, Луч примостился у окна и, сложив руки на груди, спал. Ему не мешали дети, скачущие даже в ночном режиме, духота и застоявшийся запах пота. Все вокруг пыльное и будто жирное. Кожное сало везде, отпечатки, запах чипсов. Он спал.

На завтра у них целая программа: увидеть и узнать Питер заново, познакомиться с ним как в первый раз. А Марк не спал.

И Лера тогда не спала, лезла к нему, приставала, тащила в убогий вонючий толчок, чтобы «ну пойдем, чего ты спишь». Теперь он не спит, а Леры нет.

Вокзал. Заселение. И все такое же, только подмытое. Кожный жир размазан по стенам, ванной, унитазу и столам химическим раствором. Две спальни. Марк хотел с Женей, хотел с Сашей, а подселился Луч.

Активной программе Марк сопротивлялся, как мог: раз увильнуть от поездки не получилось, он решил большую часть проспать, наплевав на планы друзей.

Зашел в комнату, увидел соседа, закатил глаза, поставил сумку и лег. Если на минуту забыть, что постель засалена, с пролежинами, уткнуться, как в поезде, лицом в куртку, можно даже уснуть. Главное — справиться за три минуты, пока терпение еще не взорвалось.

— Ты серьезно спать собрался? — Луч раскладывал в тумбочке вещи, которых было не так много, как у той же Жени, дернул рюкзак на спине Марка. — Тебе помочь?

— Отвали от меня. Я не выспался.

Луч больше не спрашивал — бесполезно. Помощь предлагать — тоже. В коридоре ворчала Женька голосом, до боли похожим на Леркин, Марк закрывал голову капюшоном, утыкаясь носом в расстеленную поверх кровати куртку.

— Мальчики, вы через сколько будете собраны? — Женя просунула голову в щель между дверью и косяком, не постучавшись. — Он, что ли, спит?