Ведат Кокона - По волнам жизни

Исмаил все удивлялся происшедшим в Решате переменам и не знал, чем их оправдать: вчерашний антифашист стал нацистом, твердо убежденным, что только политика исполнительного комитета может спасти Албанию от ужасного хаоса.

Прошло уже много месяцев с того дня, как Исмаил со своим другом Куйтимом Фрашери вел в доме Решата напряженный спор о полном расхождении в политических курсах Национально-освободительного фронта и «Баллы комбэтар». И вот однажды Исмаил встретил Решата в «Курсале» одиноко сидящим за кружкой пива перед распечатанной пачкой «Диаманта».

Решат, видимо, совсем забыл о той перепалке и, как только увидел Исмаила, шедшего по тротуару вдоль низкой ограды кафе, окликнул его и сердечно, как старый друг, пожал ему руку, будто между ними не было никаких размолвок.

Исмаил тоже сделал вид, будто совсем забыл непристойную брань, с которой Решат обрушился на него и Куйтима под конец спора; он подсел к нему за стол и заказал кофе.

За чашкой кофе завязался разговор о политике и важных, чередой следовавших одно за другим, событиях — на эту тему Решат мог говорить часами.

— Настало время, когда интеллектуалы-патриоты должны взять судьбу отечества в свои руки, — заявил Решат, и в его пронырливых глазах, сверкавших под густыми и черными бровями, Исмаил заметил мрачное, прежде несвойственное ему выражение. — Сейчас, когда фашистская Италия капитулировала, наша страна свободна, и мы, интеллигенция, не должны допустить, чтобы она попала в руки коммунистов.

Исмаил ответил:

— Но как может быть свободной страна, когда нацистские войска, силы Гитлера, вторглись к нам? Одни захватчики ушли, вместо них пришли другие.

Решат вскипел:

— Гитлеровская армия пришла не как захватчик в Албанию.

— А как?

— Ей нет дела до нас. Она пришла сюда только потому, что наша страна имеет для Германии стратегическое значение.

— Поэтому она сожгла деревню Борову и устроила массовую расправу над детьми, женщинами и стариками в первый же день своего прихода.

— Ее сожгли, так как коммунисты напали на их колонну, шедшую из Греции.

— И правильно сделали. Коммунисты — люди решительные и последовательные в политике и в своем отношении к врагу, вот они и встретили с оружием этого нового захватчика, пока вы созывали Национальное собрание и объявляли о «свержении режима угнетения».

— Ты ищешь ссоры, но у меня нет времени на это, надо идти в Собрание. Ты говоришь так, потому что не живешь в патриотической атмосфере наших заседаний. Твои взгляды на наш орган власти совершенно ошибочны, и я тебе сейчас это докажу со всей очевидностью. В Национальном собрании имеются люди, известные своим бескорыстием, искренние патриоты, они собрались в Тирану со всех краев Албании только ради блага отечества. Сегодня состоится двенадцатое заседание, очень интересное, как, впрочем, и все другие. Если хочешь убедиться воочию — а я уверен, ты сам убедишься, когда услышишь прекрасные речи, которые там произносят, и когда увидишь царящий там дух самопожертвования, — пошли со мной, а уж потом поговорим.

— Я бы с превеликим удовольствием, Решат, дружище, но боюсь, не обстреляли бы коммунисты дворец из орудий, как это они сделали в день открытия Собрания.

— Им удалось проделать это только один раз. Сейчас все возвышенности Тираны в руках немцев.

— Говори, что хочешь, но все-таки огромное мужество проявили те, кто обстрелял из орудий и дворец, и вас в нем.

Решат молча встал, заплатил за кофе, взял со стола сигареты со спичками и отправился в Собрание, не попрощавшись с Исмаилом.

Великолепный зал дворца, возвышавшегося на зеленом холме, был до отказа заполнен членами Национального собрания. Перед ними на трибуне заняли места председатель, заместитель председателя и секретарь. Большой флаг с черным двуглавым орлом был прикреплен к белой стене.

Члены Собрания, все солидные люди, перешептывались между собой, обсуждая важные вопросы, которые должны были дебатироваться в этот день. Некоторые отрицательно покачивали головой, другие посмеивались как бы с иронией, а в целом в зале царила напряженная атмосфера, какая бывает на стадионе перед началом ответственного футбольного матча.

Была проведена перекличка, и заседание открылось.

В этот день, на двенадцатом заседании, решался вопрос о полномочиях депутата, статус которого был несовместим с должностью префекта, заместителя префекта, председателя муниципального совета, судебного чиновника, с офицерской службой в вооруженных силах и с активной религиозной службой. Сразу после обсуждения этого вопроса, очень недолгого, перешли к другому пункту повестки, который вызвал настоящую бурю среди членов Собрания.

Решался вопрос о вознаграждениях. Одна сторона — их было совсем немного, — обуянная патриотическими чувствами, требовала, чтобы депутаты работали без вознаграждений и жалованья. Сулейман Горани, торговец из Кавайи, разбогатевший за время итальянской оккупации, встал и заявил:

— Мы между собой порешили, что основной наш принцип — работать без вознаграждения и без жалованья. С этим мы и прибыли сюда, рассчитывая лишь на компенсацию за проезд, а не на вознаграждение или жалованье за время работы Собрания. Я считаю, что депутаты должны работать без вознаграждения, а служащим надо платить оклад служащего.

По залу прокатился шепот неодобрения. Но тут его поддержал Селяхеддин-бей Беголлы:

— И я поддерживаю мнение господина Сулеймана Горани.

— И я! — Нуз Пекини, близкий друг адвоката Николина Сарачи, встал со своего места. Вид этого пузатого здоровяка был весьма импозантный. Красные пухлые щеки, казалось, искусали пчелы. — Мы прибыли сюда, чтобы работать на благо отечества, а отечество требует от нас не такой уж большой жертвы.

Сказав это, он сел, достал из кармана пиджака большой банан, очистил его, сунул в рот половину и, немигающе глядя на председателя и заместителя, стал жевать, как лошадь, смачно жрущая после долгой пробежки овес.

— Для вас такая жертва ничего не стоит, потому что у вас и так набиты карманы, — неуверенно подал голос кто-то с задних рядов, казалось, опасаясь нарушить атмосферу горячего патриотизма. — А вот мы, нуждающиеся, не можем себе этого позволить!

Весь зал загремел от аплодисментов, да и как же иначе — в общем-то все пришли сюда голосовать за вознаграждение.

Встал Рустэм Дрита, представитель Тираны, и сказал:

— Поскольку Собрание намерено преобразоваться в парламент, было бы неправильно отказываться от вознаграждения. Мы отказались от него как члены Ассамблеи, но как депутатам нам это не пристало!

— Браво, браво! Верно говоришь! — крикнул кто-то.