Ведат Кокона - По волнам жизни

Да, Исмаил Камбэри часто мечтал о той поре, когда он выйдет из лицея и начнет учиться в университете. Он надеялся закончить литературный факультет Сорбонны, а потом преподавать албанский язык в средней школе. Эту мечту вселил в него с первого же дня занятий Костач Ципо {60} 60 Костач Ципо — известный албанский лингвист и педагог, автор грамматик албанского языка. , преподаватель албанского языка и литературы.

Костач Ципо вел занятия в старших классах, а в младших албанский язык преподавал другой учитель. Но в тот, первый, день их встречи он пришел в класс, где учился Исмаил, вместо другого, болевшего уже неделю преподавателя. Младшие лицеисты уважали Костача Ципо, наслышавшись о нем много хорошего от старшеклассников. А те говорили, что он прекрасно владеет предметом, ярко и доходчиво объясняет новый материал, что это порядочный человек и патриот, никогда не заискивающий перед начальством. Кроме того, ходили слухи, что Ципо — ярый противник режима Ахмета Зогу. Поэтому все лицеисты, завидев вышагивавшего по бульвару Костача Ципо — с опущенным взглядом, в теплом пальто с черным каракулевым воротником, с портфелем под мышкой и скрещенными на груди руками, — почтительно здоровались с ним и снимали фуражки. Он же в свою очередь скашивал в их сторону глаза, признательно кивал головой и улыбался.

Естественно, что Исмаил и его одноклассники были приятно удивлены и обрадованы, когда в один прекрасный день отворилась дверь и в класс с толстым портфелем в руке вошел Костач Ципо. Он положил портфель на кафедру, взял журнал и начал перекличку. Последовавшие за этим минуты урока оказались действительно прекрасными: они прибавляли все новые звенья к длинной цепи изумительных открытий, приводивших мальчиков в восторг.

Их класс учил наизусть к этому уроку вступление к буколической поэме Наима Фрашери «Стада и пашни» {61} 61 …вступление к буколической поэме Наима Фрашери «Стада и пашни»… — Речь идет об известном произведении выдающегося албанского поэта конца XIX века Н. Фрашери (см. примеч. 3), где в идиллическом духе воспевается красота природы Албании, вольнолюбие и труд ее народа. . Костач Ципо вызвал нескольких учеников, внимательно выслушал, глядя в окно, и попросил прокомментировать отрывок. Никто из учеников не смог сказать даже двух слов, этому их совсем не учили. Учитель вообще никогда не читал им в классе стихов, не говоря уже о том, чтобы их комментировать! Он просто задавал им на дом определенное количество строф или строк, а на следующем уроке вытягивал из них душу, заставляя делать подробный грамматический разбор вызубренного дома текста. Из-за такой системы обучения лицеистам настолько надоели уроки албанского, что они возненавидели Наима Фрашери и других национальных классиков, писавших на родном языке.

Понятно, что на своем первом уроке Ципо остался недоволен ответами ребят, не сумевших сказать ничего толкового. И тогда он сам начал анализировать — так, как это умел только он — прекрасное вступление к поэме.

Теперь строки, которые ученики механически зубрили, абсолютно не вдаваясь в смысл и не чувствуя их прелести, звучали совершенно иначе и обретали другое содержание. Ципо объяснял стихи с огромным увлечением, опершись руками на кафедру и устремив взгляд в какую-то точку на потолке.

Никогда раньше, слушая поэзию Наима, ребята не испытывали подобного, не переживали щемящей до боли любви к отечеству. Никогда раньше перед восхищенным взором подростков не представала во всем своем величии природа их Албании, красоту которой по-настоящему они открыли для себя впервые! Им воочию виделись высокие албанские горы, могучие дубы, журчащие родники, зеленые, покрытые цветами луга, стада овец, вожак с колокольчиком и маленькие ягнята, тянущиеся к вымени матери, отягченному молоком… Учитель не ограничился разбором тридцати строк вступления, которые ребята знали наизусть. Так же вдохновенно и страстно рассказывал он им про всю поэму Наима Фрашери, о времени, когда она была написана, о горячей тоске по родине, которую испытывал поэт в изгнании, когда писал эти прекрасные стихи. И ученики с открытым ртом и замиранием сердца слушали своего преподавателя, вдохновенным взором глядевшего куда-то поверх их голов.

Какую силу обрело над ними в тот день слово Наима Фрашери! Какая гордость переполняла их души за него, великого сына Албании и поэта Рилиндье, и какая любовь к нему, патриоту, боровшемуся пером за свободу своей страны, и сгоревшему как свеча от тоски по ней на чужбине! Как чудесно сумел воспеть Наим красоту своей изнемогавшей под игом родины! Да, он любил Албанию всем сердцем, всем своим существом. Он посвятил ей себя целиком, не щадя ни сил, ни таланта для блага отчизны, земли, на которой он появился на свет.

Вся страсть и весь пыл пламенных чувств великого Наима проникали в тайники детских душ, согревая их в холодную ноябрьскую пору — и все это благодаря взволнованным речам учителя. И хотя погода портилась и приближалась зима со стужей и снегом, Исмаилу и его одноклассникам казалось, что вокруг зеленеют луга, расцветают цветы и шумит прозрачная вода источников, омывающих свежую зелень. Они видели трудолюбивых пчел, перелетающих с цветка на цветок, стада, отдыхающие в тени дубрав, а рядом пастушку — с улыбкой на губах слушает она нежные звуки свирели… В этот день Исмаил впервые понял, что такое родина и что такое настоящая поэзия. Их красоту лицеистам помог постичь профессор Костач Ципо, из уст которого лились слова завораживающие, бесценные, как перлы, лились словно волшебный поток, перенося ребят в какой-то иной мир. Очнулись они со школьным звонком, возвестившим конец урока, показавшегося им на этот раз таким коротким…

Да, Исмаил мечтал стать преподавателем албанского языка, как Костач Ципо, но, стоило ему отправиться в фантастическое путешествие на крыльях своей мечты, печальная действительность тут же отрезвляла напоминанием о том, что его желание вряд ли осуществимо. Отец, отправляя его в Корчу, шел на большие жертвы, отрывал от себя кусок и экономил на всем. Он посылал сыну каждый месяц два с половиной наполеона от своего ничтожного жалованья, на которое он содержал в Тиране всю семью. Но отец пошел на это и, как бы там ни было, будет тянуть сына до окончания лицея. А потом? Разве сможет он на свои средства обучать его в каком-нибудь европейском университете? Нет, конечно, не сможет. Жизнь за границей, по словам учившихся там студентов, требовала больших средств. Исмаилу даже и думать о ней не пристало. Разве что повезет получить государственную стипендию! Если же нет — придется учительствовать в начальной школе или служить секретарем общины, как многим другим лицеистам, которым университет был заказан из-за бедности и отсутствия протекции.