Ведат Кокона - По волнам жизни

Исмаил бросил свой велосипед и кинулся поднимать брата. Вид у Селима был плачевный. Над правой бровью рассечен лоб, из раны текла кровь, правая щека вся покрыта ссадинами. Исмаил быстро достал носовой платок, перевязал рану на лбу и почистил запыленный пиджак. Когда Селим немного пришел в себя, мальчики подняли с земли искалеченный велосипед. Боже, во что он превратился! Искривленный руль вывернут назад, крылья смяты и ободраны. Кожа седла сбоку совсем слезла и висела клочьями, будто ее искромсали бритвой. Оторванная правая педаль валялась на земле.

Увидев, во что превратился чужой велосипед, Селим позабыл о своей разбитой голове и об израненных до крови руках. Как вернуть хозяину машину в таком ужасном виде? Доставленная из Салоник, она выглядела нарядной, как невеста, когда Селим брал ее напрокат. Только сейчас до него дошло, какая приключилась беда. Глаза мальчика наполнились слезами, и он бы, наверное, разрыдался, не будь с ним рядом Исмаила, высоко ценившего его мужество и отвагу. Поэтому, как и подобает мужчине, Селим совладал с собой и принялся, насколько это было возможным, приводить велосипед в порядок. Установил кое-как переднее колесо, ориентируясь на середину седла, и, собрав все силенки, выпрямил и поставил на место искривленный руль. Потом вдвоем с Исмаилом они попытались наладить крылья, но у них ничего не получилось — не было под рукой инструмента, да они толком и не знали, как это сделать. Наконец, решив, что велосипед теперь в более-менее божеском виде и не так уж поврежден, как им показалось сначала, ребята отправились в путь. Тут им пришлось убедиться, что машина все-таки изрядно покалечена: искривленное переднее колесо застревало в вилке и не крутилось. Селиму пришлось слегка приподнимать его, ведя велосипед за руль. В таком виде, с израненным, кровоточащим лбом, перевязанным носовым платком Исмаила, волоча за собою поломанный велосипед и сгорая от стыда, Селим возвращался домой, как воин после жаркого сражения, проигранного им по недомыслию.

Одним из самых памятных мгновений, которые пережил Исмаил в первые свои дни в Корче, было посещение шляпного магазина для покупки темно-синей лицейской фуражки. Он пошел туда с однокашниками. Им полагалось носить такую фуражку с первого и до последнего дня занятий.

Хозяин магазина надел Исмаилу фуражку немного набекрень, по-ухарски, и сказал:

— Ну а теперь посмотри на себя в зеркало!

Мальчик повернулся и взглянул в овальное зеркало, висевшее у двери. Взглянул — и не поверил своим глазам: неужели это он, Исмаил Камбэри? На него смотрел юноша в красивой темно-синей фуражке, с околышем над твердым черным козырьком, украшенным красно-черной ленточкой и отливавшим лаком. Спереди на околыше красовались две переплетенные буквы серебристого цвета, ЛК — Лицей Корчи, притягивая, словно магнитом, взгляды окружающих. Как шла ему эта лицейская фуражка и как ладно сидела она на его голове! Он еще раз полюбовался на себя в зеркало, заплатил деньги и вышел из магазина.

Исмаил шагал мимо торговых рядов с высоко поднятой головой, уверенной походкой, весело и гордо, как генерал после выигранной битвы, и ему казалось, что весь корчинский базар не спускает с него восторженных глаз.

— Глядите-ка, глядите, — чудилось ему вокруг перешептывание, — в наш лицей приехал еще один! Кто же он такой, этот юноша в новенькой фуражке, которая так ему идет!

Выйдя на бульвар, он пошел вдоль магазинов с витринами и время от времени заглядывал в сверкающие стекла, чтобы увидеть еще раз, как сидит на нем обнова. Ничего не скажешь, безупречно! Козырек блестел, покрытый свежим лаком, красная ленточка с двумя черными полосками, казалось, полыхала огнем из-под углей, а переплетенные посередине ЛК напоминали изящный серебряный букет.

Весь этот день Исмаил не расставался со своей фуражкой, ходил вверх и вниз по бульвару, а потом зашел в кондитерскую «Кристаль», служившую лицеистам местом встречи. Он сел за свободный столик возле длинного и узкого настенного зеркала и заказал порцию тригоно {56} 56 Тригоно ( итал. — треугольник) — здесь: сладкий пирог треугольной формы. .

Исмаил ел и все время косился в зеркало, разглядывая свою красивую фуражку, и чем больше он смотрел, тем больше она ему нравилась. Потом его взгляд упал на серую портьеру, прикрывавшую боковую дверь — в зал как раз вошел молодой человек лет двадцати пяти. Его темные волосы, разделенные косым пробором, были тщательно причесаны и так напомажены брильянтином, что казалось, будто их зализала кошка. Парень подошел к трюмо напротив главного входа и, достав из внутреннего кармана маленькую расческу, начал поправлять волосы, приглаживая их ладонью, смазанной брильянтином.

— Здорово, Родольфо Валентино {57} 57 Родольфо Валентино — итальянский артист, звезда Голливуда; отличался красивой внешностью. ! — обратился к нему вошедший вслед за ним студент.

— Здорово, плешивый! — ответил «Родольфо», нисколько не смутившись и продолжая прихорашиваться.

— Эй, чокнутый! Смотри не сведи с ума девушек нашей Корчи.

— Уж дочурок твоей матери наверняка, будь спокоен! — бросил ему красавчик, все так же невозмутимо укладывая свою шевелюру жирной от брильянтина рукой. Тогда «плешивый» подошел к нему поближе, взглянул на его отражение в зеркале и съязвил:

— Скоро у тебя вся кожа слезет от брильянтина. Можешь не сомневаться!

Покончив наконец с прической, «Родольфо» стал аккуратно смахивать с воротника слой белой как мел перхоти. «Плешивый» все не унимался:

— Смотри, облысеешь, как Рамон Наварро {58} 58 Рамон Наварро — испанский актер, ставший, как и Родольфо Валентино, звездой Голливуда. …

Он снял фуражку и обнажил голову с жидкими, должно быть, недавно поредевшими волосами, из-за которых его и прозвали «плешивым». Потом добавил со вздохом:

— Я тоже, бывало, втирал брильянтин пудами — и вот результат! Такая была шевелюра, а теперь голова почти как колено.

«Родольфо» вышел из кондитерской. За ним последовал «Рамон».

Исмаил поднялся, взглянул еще раз на свое отражение и поправил фуражку. Но, заметив, что на блестящем козырьке остались следы от пальцев, снял ее, тщательно обтер чистым носовым платком, который всегда носил в кармане куртки, и снова надел. На этот раз он держал ее, не прикасаясь к козырьку, и, водрузив на голову, прихлопнул тулью ладонью, чтобы поглубже села.

На улице возле кондитерской Исмаил встретил Селима и нескольких лицеистов, тоже в новеньких фуражках.

— Куда направляешься? — спросил Селим.

— Да так, никуда, гуляю.

— Пошли поиграем в бильярд у Панди, — предложил кузен.