Ведат Кокона - По волнам жизни

Маленький зритель на огромном театре жизни, ребенок реагировал только на драматические и волнующие сцены; обычные же политические споры различных группировок тех лет не могли оставить следа в его детском незрелом мозгу, похожем на темный чуланчик, отгороженный от политических бурь. Исмаил слыхал, что члены общества «Башкими» {43} 43 …члены общества «Башкими»… — Имеется в виду демократическая организация, созданная в Тиране в сентябре 1922 г. по инициативе Авни Рустэми. Программа общества, имевшего филиалы в наиболее крупных городах страны, предусматривала борьбу за демократические реформы, в том числе за аграрную. кормили беев касторкой: {44} 44 …кормили беев касторкой… — К этому приему прибегали в Албании, чтобы опозорить противника. хватали тех прямо на улице и насильно вливали ее им в рот.

Этот рассказ и еще одна сцена, тоже увиденная в детстве, так прочно осели в его памяти, что он их никогда уже не мог забыть.

Это случилось ночью. Отец Исмаила давно возвратился домой и выглядел очень встревоженным. Ему не сиделось на месте. Он шагал по комнате из угла в угол, заложив руки за спину, опустив голову, и о чем-то думал. Из квартала Шкалла-э-Туйянит доносились ружейные выстрелы. Стрельба продолжалась всю ночь. Маленький Исмаил, собравшись в комочек, сидел в углу и с дрожью в сердце слушал перестрелку. Взгляд его следил за отцом, который не переставая ходил по комнате. Еще и теперь Исмаилу памятны слова, сказанные отцом, когда мать спросила его, что происходит.

— Ублюдки! Ублюдки Зогу наступают {45} 45 …ублюдки Зогу наступают. — Албанский феодал, полковник австрийской армии Ахмет Зогу, занимавший министерский пост в одном из марионеточных правительств Албании 20-х гг. и вынужденный бежать из страны после победы буржуазно-демократических сил в июньском восстании 1924 г., возглавил банды иностранных наемников, перешел границу Албании 11 декабря 1924 г. и двинулся в Тирану. См. предисл. . Фан Ноли уехал! {46} 46 …Фан Ноли уехал! — Глава республиканского правительства Фан Ноли и группа лидеров революционного движения в сентябре 1924 года уехали в Женеву, чтобы принять участие в работе Лиги Наций, членом которой Албания стала в 1920 г. Во время его отсутствия в стране произошел контрреволюционный переворот и к власти пришел А. Зогу. Ф. Ноли эмигрировал в Америку (Бостон), где до последних дней жизни в качестве епископа православной церкви руководил духовной жизнью многочисленной албанской эмигрантской колонии и занимался литературной деятельностью. См. предисл.

Всю ночь никто не сомкнул глаз. На следующий день, едва рассвело, они узнали, что «ублюдки» вошли в Тирану и разместились в казармах на Кавайской улице. Исмаил очень боялся этих людей, потому что всю ночь они стреляли из ружей, и кто их знает — а вдруг им захочется взять да и убить его, ведь они же «ублюдки», значит, пулю всадить всегда готовы. Но любопытство все-таки одержало верх: желание увидеть этих молодчиков было настолько велико, что Исмаил вышел из дома и с еще несколькими друзьями направился прямо к казармам или, как их тогда называли, «кышла» {47} 47 Кышла — турецкое название казармы. .

Просторная площадь перед казармами была забита вооруженными дибранцами {48} 48 Дибранцы — жители области Дибра, расположенной в центральной части Албании. в плоских келешэ на макушке, с полными патронташами. Они сидели на земле и чистили шомполами стволы винтовок. Их было здесь больше тысячи. Говорили, что это отборные отряды головорезов Цена Элези и Ахмета Зогу. Исмаил с приятелями стояли и наблюдали за ними, этими дикими горцами с широкими нависшими бровями, длинными усами и черными глазами-буравчиками, которые так и бегали по сторонам. Видимо, им доставляло огромную радость возиться со своим оружием и начищать его до блеска. Кое-кто даже еще приговаривал при этом: «Гляди, аллах, на раба своего!»

Как только сын закончил начальную школу, Хасан отправил его в Гирокастру продолжать учебу в лицее. Там жила сестра отца, Хасибэ, сын которой уже учился в этом лицее.

Так Исмаил снова вернулся в город, где он родился двенадцать лет назад и провел раннее детство. Он приехал в «неповторимую» Гирокастру (как окрестил ее сын Хасибэ, кузен Селим), где дома крыли темными плитами из камня, почему-то называя их досками. Всякий раз, когда Исмаил смотрел снизу на эти размещенные ступенями дома, у него создавалось удивительное впечатление: они ему казались белыми утесами, которые, внезапно отколовшись от огромного скалистого массива, уступами повисли над подножьем Коцуллы, словно прилепившись к ней, чтобы не оторваться и не скатиться в реку. Временами они походили на диких взбешенных коней, впряженных в каменную колесницу старой величественной крепости, чтобы внизу, на равнине, смести невидимого врага, но так и застывших навеки вздыбленными, покрытыми пеной, напоминая исторический мемориал.

Дом тетушки Хасибэ находился в квартале Дунават. Сначала Исмаил уставал с непривычки, поднимаясь в гору из района Палорто, где был лицей. В Тиране, столичном городе, улицы были прямыми, не было спусков и подъемов, камни не ранили ноги, и он отвык от гористой местности.

Когда ребята поднимались в гору, Селим то и дело подгонял не поспевавшего за ним двоюродного брата. Год назад Селим гостил у дяди Хасана в Тиране во время летних каникул и немного научился говорить на гегском диалекте {49} 49 …научился говорить на гегском диалекте. — Гегами называли жителей Северной Албании. Граница между северным, гегским, и южным, тоскским, диалектами проходила по реке Шкумбини. . И теперь, поддразнивая Исмаила, забывшего говор Гирокастры и хорошо владевшего наречием Тираны, кузен нарочно обращался к нему по-гегски:

— Эй, давай пошевеливайся, сухоножка! — и запевал громким голосом песню о крепости Дурреса.

Он орал изо всех сил, и казалось, старые камни Большого моста с полуразрушенными и кривыми, как насупленные брови, арками эхом возвращают ему песню, раздраженные тем, что этот маленький тоск посмел — и где? возле стен гирокастринской крепости! — произносить чужеродные гегские слова. Однако Исмаил не обижался на Селима: как-никак тот приходился ему кузеном, да к тому же еще и сверстником. Все нравилось Исмаилу в городе, где он родился, прожил первые семь лет и куда вернулся, закончив начальную школу. Вот, например, дома в Тиране строят низенькими и из кирпича. В Гирокастре же здания высокие и сплошь из камня. В сухую погоду в Тиране на улицах клубится пыль, а когда выпадает дождь, красная глина так прилипает к подошвам, что их трудно очистить. Крутые улицы Гирокастры проходят в скалистых местах, где скользит даже обувь на шипах. Ну а если идет дождь — такой, какой бывает в Гирокастре, — по каменистым улицам стремительно несутся потоки мутной, сердито журчащей воды; зато, когда ливень затихает, чисто вымытые камни и утесы, белея, блестят на солнце. Женщины Тираны выходили из дому в черных покрывалах, оставляя открытым только один глаз, и в налланах {50} 50 Налланы — род сандалий с широкими поперечными ремешками на пальцах и толстыми деревянными подошвами. на босу ногу. Женщины Гирокастры обычно ходили по двое, набросив на голову покрывало из тонкой хлопчатобумажной или шелковой ткани. Белая кисея прикрывала их лица снизу и сверху до глаз. Они носили желтые ботинки с красным узором на носках.