Ведат Кокона - По волнам жизни

— Я пришла узнать, имеете вы время или нет?

— Можете говорить по-французски, — предложил директор, — ведь господин Камбэри получил образование во Франции.

— Vraiment? — удивилась госпожа, и лицо ее сразу просияло. — Où ça? [25] В самом деле? Где же? (франц.) .

— В Париже.

— Париж! — вздохнула дама и тут же принялась восторженно рассказывать о нем. Она не раз бывала там, считает Париж самым прекрасным городом, очень любит его и собирается поехать туда с мужем на праздники рождества и Нового года. Потом вдруг, будто спохватившись, что уделила слишком много внимания мужчинам, отнюдь этого не заслуживающим, не ее круга, перешла с пылкого тона на деловой:

— Итак, напоминаю, я пришла узнать, имеете ли вы время?

— Да, время у меня есть, — ответил Исмаил.

— Преподаватели у нас не очень заняты, — поддержал его директор, улыбаясь с легкой иронией.

Госпожа Эльма открыла лежавшую на коленях сумочку из змеиной кожи, достала пачку американских сигарет «Лаки Страйк» и щелкнула маленькой перламутровой зажигалкой. Выпустив кольцо ароматного дыма, решительно бросила:

— Parfait [26] Прекрасно (франц.) . . Сколько часов в неделю надо заниматься?

— Ваш сын, госпожа Эльма, — стал объяснять Исмаил, — как вы только что сами сказали, очень слабо владеет албанским языком. Ему следует заниматься с преподавателем три раза в неделю и, кроме того, немало времени уделять повторению пройденного…

— Vraiment? Tant que ça? Mon Dieu! [27] В самом деле? Так много? Боже мой! (франц.) — Госпожа Эльма, тряхнув рукой с тяжелым серебряным браслетом на запястье, сбросила целый наперсток пепла с сигареты, снова затянулась и, подняв на Исмаила свои большие, с подкрашенными длинными ресницами глаза, которые казались еще больше от вспыхнувшего в них удивления, заговорила ласково и просительно:

— Как это возможно? Как можно так много учить албанский? Il a d’autres choses à faire [28] У него есть еще и другие дела (франц.) . . У него много предметов — математика, физика, chimie, science… Ce n’est possible, voyons! [29] Химия, наука… Это невозможно, полноте! (франц.)

— Поглядим — увидим, — кратко ответил Исмаил.

Госпожа Эльма не поняла и недоумевающе переспросила, сдвинув тонкие, похожие на ласточкины крылья брови:

— Comment? [30] Как? (франц.)

— Давайте сначала начнем занятия, а там посмотрим, как быть.

— Oui, c’est ça, exactement! [31] Да, именно так! (франц.) — обрадовалась такому обороту дела дама.

Она вдавила наполовину выкуренную сигарету в пепельницу, подала руку директору, который тут же, глубоко вздохнув, приложился к ней губами, потом протянула ее Исмаилу и заключила беседу:

— Прошу вас прийти в наш дом и начинать заниматься с мой мальчик в его учебной комната. Это вам будет bien commode, je vous assure! [32] Очень удобно, уверяю вас! (франц.)

Направляясь к дому Нури-бея Влёры {109} 109 Нури-бей Влёра. — У этого образа есть реальный исторический прототип — богатый помещик, депутат парламента, италофил и один из активистов коллаборационистской организации «Баллы комбэтар» Нуредин-бей Влёра. См. примеч. 180. , Исмаил полагал, что это какая-нибудь красивая вилла, утопающая в зелени, деревьях и цветах и огражденная узорчатой решеткой. И очень изумился, увидев перед собой старый двухэтажный дом с небольшим двором. Дощатый пол прихожей и ступеньки лестницы были просмолены. Горничная лет шестнадцати, в черном платье, белом переднике с рюшем и кружевами, в маленькой белой наколке на черных волосах, провела Исмаила в учебную комнату и попросила подождать.

Комната была самой обыкновенной: с довольно низким потолком, с одним, выходившим во двор окном, с голыми, давно не крашенными стенами и старым полом, тоже недавно просмоленным. У окна стоял стол со стопками книг и тетрадей, а возле него — кожаный черный диван. Ни одна картина не украшала это неприглядное помещение, которое, казалось, давно и напрасно ждало прикосновения заботливой хозяйской руки.

Исмаил сел на диван, но едва он протянул руку за лежавшим на столе французским журналом, как дверь открылась и в комнату вошла госпожа Эльма с сыном. Она была накрашена с той же тщательностью. И хотя мелкие морщинки у глаз и в уголках рта словно посмеивались над ее чрезмерным старанием обмануть время, она все-таки выглядела еще молодой и свежей при том, что ее сыну уже исполнилось пятнадцать лет.

— Voilà, — сказала она, протянув Исмаилу тонкую руку с длинными пальцами и блестящими вишневыми ногтями миндалевидной формы. — Я надеюсь, что мой мальчик будет научиться у вас языку…

— Простите меня, госпожа Эльма, — обратился к ней Исмаил. — Я хочу вас спросить вот о чем: почему вы, принадлежа по рождению к тоскам, говорите на таком ломаном языке и к тому же смешивая тоскские и гегские формы?

— C’est très rigolo [33] Это очень смешно (франц.) . , — ответила дама, обнажая красивые белые ровные, как нитка жемчуга, зубы. — Я получила несколько уроки албанский язык от одного шкодранина, но на место того, чтобы научиться, я, кажется, что больше забыла… Потом я оставила учебу… À quoi bon? [34] Зачем? (франц.) Лучше я буду выучить два иностранных языка, чем албанский. N’est-ce pas? [35] Не так ли? (франц.)

— Вы должны знать албанский язык, потому что вы — албанка.

— Hélas oui! [36] К сожалению, да! (франц.) Но странная вещь: иностранные языки я изучаю очень быстро, а албанский мне невозможно научиться! Impossible! Parole d’honneur! [37] Это невозможно! Честное слово! (франц.) Я знаю греческий, турецкий, итальянский, французский, а албанский — нет. C’est très rigolo, n’est-ce pas? Иностранные языки, мне это кажется, очень красиво, мелодично, так любая из языки, а не один французский и итальянский, но и турецкий, и греческий тоже, а албанский, мне это кажется, дикий, нет никакая красота…

— Если вы будете так говорить при своем сыне, он никогда не выучит албанский, госпожа Эльма. Впрочем, лучше перейдем прямо к делу…

— Voilà… Vous avez raison! Я ухожу, bon travail! [38] Да… вы правы!.. Успешных вам занятий! (франц.)

И она ушла, оставив после себя аромат духов и косметики.

Исмаил стал приходить три раза в неделю в дом Нури-бея Влёры, давая уроки его сыну, Кямиль-бею Влёре.

Нури-бей, ставший депутатом округа Влёры с приходом к власти Ахмета Зогу, был худым уродливым, похожим на обезьяну, коротышкой с рано поседевшими крашеными волосами и маленькими глазками, которые все время бегали, будто сторожили, оберегали от похитителей его красивую жену. У видевших эту пару вместе создавалось впечатление, что всю красоту и очарование забрала себе госпожа Эльма, оставив мужу одно уродство. Она напоминала очищенное для еды налитое яблоко, а Нури-бей — снятую и выкинутую кожуру, грязную и запыленную. Вечно растрепанные волосы, небрежно повязанный галстук, измятые пиджак и широченные, покрытые пятнами брюки, пузырившиеся на нем, как шаровары, — вся внешность этого человека, будто запорошенного пылью, вызывала ощущение, что он только что вернулся домой после дальнего и утомительного странствия.