Ведат Кокона - По волнам жизни

Но в тот момент, когда Тель и Гони, пробившись к раненому Цутэ, хотели поднять его, жандармы бросились к ним и схватили за руки, не давая сдвинуться с места. Цутэ остался лежать на земле, которая, казалось, гудела от непрерывного топота ног.

Дори Йорганджи, Теля, Гони и еще нескольких товарищей арестовали, но двум рабочим удалось протащить через толпу раненого Цутэ Дишницу и спрятать его в ближайшем доме на маленькой улочке за церковью святого Георгия: в доме, где жил с матерью Тель Михали.

Открыв дверь по звонку, испуганная Ольга увидела перед собой раненого человека. С криком: «Горе! Мой сын!» — она бросилась к нему, но тотчас остановилась, рассмотрев незнакомца с рассеченным лбом, струйками крови на щеках и потухшими глазами, грустно глядевшими из-под седых бровей. Нет, это не Тель! Что же делать? Это, должно быть, кто-то из друзей Василя Таселлари!

Цутэ Дишницу внесли в комнату и уложили в углу. Ольга обмыла рану и перевязала чистой салфеткой. Потом, оставив Цутэ на попечение принесших его рабочих, вышла из дому и побежала прямо на площадь, туда, где стояла колонна демонстрантов и где собирались другие матери, жены и сестры, волнуясь за судьбу своих близких.

Ольга шла как пьяная, спотыкаясь о камни, не чувствуя под ногами ни выбоин, ни кочек. Взгляд рассеянно блуждал в пространстве, а перед глазами плыли, то появляясь, то исчезая, цветные круги. Она шла, ступая наугад, колени ее подгибались, а ноги несли туда, где слышался гул толпы.

— О господи, какое горе! Сын! — Страх за Теля неустанно сверлил смятенный мозг Ольги и бился в нем, будто летучие мыши — так они хлопают крыльями у стен ее дома. Что с ним? Может быть, его убили? Ранили? Растоптали ногами?

— Сына твоего арестовали, — сказал ей какой-то мужчина, легонько дотрагиваясь до ее плеча, словно желая приободрить. — Не волнуйся, с ним ничего не случилось, он цел и невредим.

Незнакомый голос звучал мягко и приветливо.

— Его арестовали! — воскликнула Ольга, умирая от страха.

— Да, — продолжал человек. — Его и многих других тоже.

— Куда их повели?

— В жандармерию.

Неверными шагами Ольга приближалась к колонне. Там она увидела множество матерей, жен, сестер, которые, как она, пришли сюда на поиски мужей, сыновей и братьев. Жандармы пытались разогнать их криками, угрозами, ударами прикладов.

— Пропусти, р-разойдись!

И толпа разошлась, но только на несколько часов. После обеда с разных улочек к площади снова стали стекаться люди — рабочие, мелкие служащие, студенты лицея и другие горожане. Они двигались к бульвару Святого Георгия и, словно горные ручьи, когда они, сбегая сверху, сливаются во все сметающий бурный поток, сгрудились у памятника Национальному борцу {112} 112 …у памятника Национальному борцу… — Речь идет об одном из выдающихся произведений албанской монументальной скульптуры. Памятник, установленный в Корче в 1932 г., увековечил образ повстанца (комита), боровшегося за освобождение страны от турецкого господства. Автор памятника — известный албанский скульптор Одиссей Паскали. . Затем, как огромный клокочущий вал, вся эта масса понеслась по бульвару к зданию префектуры напротив церкви святого Георгия.

— Товарищи! Товарищи!

И тут же из бурлящего потока единодушно раздалось:

— Освободите наших товарищей!

За многолюдной толпой совсем не было видно церковной ограды: мужчины, женщины, старики, молодые люди и дети закрыли ее собой. Со всех сторон неслись крики:

— Хлеба! Мы хотим хлеба!

Ольга понимала, что она только маленькая капля в бурлившем возле префектуры людском океане. Но, глядя на здание, преображенное ее фантазией в чудовище, она тоже закричала, сжав маленькие кулаки:

— Наши сыновья! Где наши сыновья?

Снова появились жандармы, но теперь на пожарных машинах. Они рассекали шумевшую, как море, толпу. Вода сильной струей забила из брандспойтов, сметая людей.

Усталая и разбитая, Ольга вернулась домой. В ее ушах все еще звучали охрипшие от крика голоса: «Наши товарищи! Свободу нашим товарищам! Дайте хлеба!»

Как во сне она открыла ворота, прошла во двор, поднялась на крыльцо, а потом в свою комнату. «Что там за двое мужчин? — удивленно подумала она. — А кто это там в углу с перевязанной головой?»

Но тут же вспомнила, что случилось, и подошла к раненому Цутэ.

— Как он себя чувствует? — спросила у мужчин.

Один из них, сидевший у изголовья Дишницы, ответил:

— Состояние тяжелое.

Наступили сумерки. Комната погрузилась во мрак. Ольга зажгла стоявшую на камине керосиновую лампу, развела в очаге огонь и поднесла лучину к лампаде у иконы.

В это время открылась дверь и на пороге появились Василь Таселлари и Таки Ндини. Хозяйка встретила их с трепещущим сердцем: что они скажут ей о Теле? Но те вели себя так, словно ее, Ольги, у которой арестовали сына, здесь просто не было, — не говоря ни слова, прошли прямо к раненому. Василь встал перед Цутэ на колени, взял его руку и крепко пожал. Дишница открыл глаза, посмотрел на Василя, на Таки, потом на Ольгу. Понял, что он в чужом доме, и простонал:

— Отведите меня домой…

Василь взволнованно сказал:

— Отведем. Как ты себя чувствуешь?

— Плохо.

Тень лампады задрожала на стене. Ольга приготовила больному лимонный напиток и ласково предложила:

— Попей лимонада…

Выпив, Дишница почувствовал себя немного лучше: снова окинул всех взглядом, приподнялся на локте и сказал, покачивая головой:

— Мерзавцы, подонки…

Его друзья вздохнули с облегчением: они считали, что Цутэ совсем плох, и боялись за его жизнь. А он, приподнявшись еще немного, продолжал:

— Они нам дорого заплатят за это… Настанет день… дождемся. Все преступления смываются кровью…

Ольга, похолодевшая при мысли, что в ее комнате витает тень смерти, несмело подошла к Василю Таселлари. Он увидел тревогу в ее глазах, легонько похлопал по плечу и стал успокаивать:

— Не волнуйся. С Телем ничего не случилось. Я сам видел, как его взяли и вместе с другими повели в жандармерию.

Глаза Ольги наполнились слезами. Она опустила голову и, сжимая руки, запричитала:

— Вот несчастье! Сына моего посадят в тюрьму… Кто знает, что с ним там сделают…

Василь снова положил ей руку на плечо и подбодрил:

— Ну, не отчаивайся так! Будь мужественной! Завтра твой сын вернется домой как ни в чем не бывало… За что бы его сажать в тюрьму? Разве он убил кого-нибудь или обокрал?

— Ой, а я-то, глупая, уж как боюсь, как волнуюсь… Не знаю, как эту ночь проведу без него…

— Таки, — повернулся к другу Василь, — попроси сестру прийти сюда и побыть сегодня ночью с Ольгой: сестра твоя дома не одна, там найдется кому приглядеть за детьми.

Потом посмотрел на Цутэ Дишницу и спросил его: