Александр Покровский - В море, на суше и выше...

И вот экзамен. Берет билет барышня, готовится, начинает отвечать и в ходе ответа упоминает критерий КУРИЦЫ!

Обалдевший преподаватель переспрашивает:

— Критерий кого?!

— Курицы...

— А может, Гурвица?

— Ну, я не знаю... У вас там волки, собаки какие-то... Я думала, и курица есть...

Как — то перед Днем Победы руководство решило пригласить в нашу контору ветерана — летчика-истребителя. В назначенное время ветеран прибыл. Им оказался невысокий сухощавый старичок, пиджак которого был густо увешан БОЕВЫМИ орденами.

Однако перед аудиторией ветеран выступать стеснялся. Тогда мы зазвали его к себе на кафедру и, грешным делом, налили ему 100 грамм.

Старец неожиданно лихо употребил стакан, содрогнулся и заявил, что к встрече с народом готов.

Для встречи выбрали большую аудиторию амфитеатром человек на 150. В первом ряду расположился личный состав кафедры политической истории, в основном, дамы, достигшие пенсионного возраста еще тогда, когда их кафедра называлась «История КПСС».

Все пошло как по маслу. Ветерану задавали заранее подготовленные вопросы, он что-то отвечал, завкафедрой политистории в полудреме привычно вежливо улыбалась и вдруг кто-то задал внеплановый вопрос:

— Скажите, а «Мессершмитт» трудно сбить?

Ветеран на секунду прикрыл глаза, как бы обращаясь в прошлое, затем оглядел орлиным взором аудиторию и отчеканил:

— Вот что я вам скажу, сынки. «Мессер» завалить — это все равно, что тигрицу в жопу выебать! А я их три сбил!!!

Отдыхал я как-то на турбазе в Тракае (это в Литве, тогда еще — Советской). Ну, и посетило нас с приятелем желание распить бутылку.

Поскольку мы были на отдыхе, пить решили на природе. Но так как процесс этот все-таки интимный, нужно было найти место. И тут я заметил нечто, плотно обсаженное высокими кустами. Решили, что это место для влюбленных с лавочкой. То, что надо. Оказалось, однако, что кусты посажены без просвета, то есть тропинки внутрь нет. Тут уже стало совсем любопытно. Полезли внутрь.

Я пробирался первым и, когда продрался через кусты, чуть не выронил бутылку, потому что нос к носу столкнулся с Лениным. С памятником Ленину.

Вождь был примерно полутора метров роста и зеленого цвета. Почему скульптор остановился на таком росте, осталось тайной, может, это была комнатная модель. Что же касается цвета, мы выдвинули такую гипотезу.

Аккуратные прибалты каждый год к началу туристического сезона подкрашивали памятник и спохватились только тогда, когда черты лица и детали одежды полностью исчезли — где у статуи лицо, можно было понять только по носкам ботинок.

Увидев плоды рук своих, администрация ужаснулась. О том, чтобы снести памятник Ленину, нечего было и думать, оставлять в таком виде — еще хуже. Тогда его решили покрасить в маскировочный цвет и обсадить кустами.

Затея удалась, если бы не два русских туриста, у которых любовь к спиртному сочеталась с любознательностью...

Через пару дней тайна перестала быть тайной — туристы протоптали в кустах колонный путь — ведь каждому советскому человеку интересно было увидеть зеленого вождя ростом в полтора метра.

Давным-давно, в далекой галактике...

Ну, шучу, шучу! В 1983 г. в авиационном гарнизоне дежурил я на точке.

Полетов в тот день не было, и я вечером отправился в гости на ЗКП (защищенный командный пункт) полка. Оперативным дежурным был капитан Антонов. Поужинали, сели смотреть телевизор. А надо сказать, в зале управления телевизоров штук 10 — обзор рулежек, полос и пр. Ну, а мы переключили их на ТВ и устроили домашний кинотеатр. Правда, тяжело одновременно на 10 аппаратах программы переключать или звук регулировать: дистанционными в те годы у нас были только взрыватели — так для этого бойцы есть...

И вот, время к полуночи, звонит телефон. Громкая связь включена, поэтому слышно отлично:

— Антонов, сука, еб твою мать!

Ага, это, значит, командир полка...

— Почему у командира телефон не работает?!!

— Так точно! Щас! Мы! Мигом!

Трубка брошена. Антонов бледнеет. Дело в том, что он ждал назначения в Германию, жена потихоньку продавала мебель, и ссориться с командованием ему было никак нельзя.

И тут до Антонова потихоньку дошло, что он забыл спросить, какой телефон у командира не работает: московский, прямой, спецсвязи и пр. Делать нечего, надо звонить.

Антонов снимает трубку:

— Товарищ командир, капитан Антонов, у вас какой телефон не работает, прямой или...?

— Кривой, сука, кривой, еб твою мать!!!

Трубка брошена.

По лицу Антонова идут цвета побежалости, как по перекаленному железу. И тут он принимает единственно правильное решение: переложить ответственность на подчиненного. Антонов звонит дежурному по батальону связи.

Добросовестно пересказав ему все, что услышал от командира, он добавил еще и от себя в порядке компенсации за моральный ущерб. Вникнув в суть проблемы, дежурный отвечает:

— Так точно! Щас! Мы! Мигом!

Напряжение спадает, можно идти спать, но я чувствую, что цирк не закончен.

И точно. Уже в первом часу опять звонок. Сплошной поток мата, разбираю только:

— Завтра ко мне в штаб! За пиздюлями!

На Антонова жалко смотреть. Выяснилось следующее.

Дежурный по батальону связи тоже решил переложить ответственность — на телефониста. Для этого он в казарме разбудил первого попавшегося. Им на беду оказался узбек, который и в дневное время понимал далеко не все русские слова, а уж спросонья... Тем не менее, уяснив, что нужно куда-то идти, несчастный узбек взял катушку телефонного кабеля и поплелся исполнять приказ.

Поплутав по ночному гарнизону, он, наконец, нашел нужный дом, нужную квартиру и позвонил.

И вот они встретились. Заспанный командир полка в трусах и заспанный узбек с катушкой телефонки...

О чем ночью говорил командир полка с узбеком, а утром с Антоновым я не знаю, но в Германию Антонов все-таки поехал.

В теперь уже отдаленные советские времена мы вели битву за урожай. С кем была эта битва и кто в ней победил, теперь уже сказать сложно... Но поскольку слово «битва» у наших вождей прочно ассоциировалось со словом «армия», то ей, армии, эту битву и поручили.

Сражался за урожай и я.

Когда я убывал на продовольственный фронт во главе взвода, замполит напутственно сказал:

— Поедешь в колхоз-миллионер!

Смысл его слов дошел до меня уже в колхозе: колхоз был должен государству 5 миллионов советских (!) рублей. Помню, также, что у них сгорело 2 трактора на силосной яме (вместе с силосом, естественно) и местный комсомолец после тяжелого запоя решил постричься в монахи.