Александр Покровский - В море, на суше и выше...

Картофельный фронт возглавляла злобная тетка неопределенного возраста и чудовищных размеров типа «Мечта Зураба Церетели». Казалось, вся она была отлита из серого пористого чугуна. Курсанты сразу прозвали ее Бабищей.

Каждое утро Бабища беззастенчиво вваливалась в барак, включала свет и орала: «Рота, подъем!» Два дня ее с удивлением терпели, однако на третий день она успела только вякнуть «Рота...», как попала под кинжальный обстрел солдатскими сапогами. С тех пор Бабища изменила тактику. Утром она осторожно открывала дверь, из коридора просовывала руку, на ощупь включала свет и орала «Рота, подъем!», не входя в спальное помещение. Со всей остротой встал вопрос, как взнуздать злобную бабу? За дополнительной информацией решили обратиться к Вампиру, соблазнив его хорошими сигаретами.

— На зернотоке курить нельзя — наставительно заметил Вампир, смачно затягиваясь халявной «Явой», — полыхнет — хрен потушишь.

Помолчали. Наконец, погасив сигарету, старшина роты приступил к главному:

— Слышь, дядь Саш, а чего это бабища наша картофельная злобная такая? Как эта... Гингема!

— Ну, дык,— хмыкнул Вампир, — дело ясное, мужик ейный от нее еще прошлым летом сбежал, так что она, почитай, уж год живого хуя не видала, а когда баба долго неебанная ходит, она кого хошь загрызть может...

— Хуя, говоришь, не видела, — задумался старшина, — а что, это мысль! Подлетаев где?

— Здесь я, товарищ сержант.

— Это у тебя шкворень, как у жеребца под Юрием Долгоруким? Вечером после отбоя ко мне в каптерку! Будем приводить Бабищу к нормальному бою.

На следующее утро офицеров вышвырнуло из коек истошным воплем.

Бабища стояла в коридоре, прислоняясь к стене и голосила, не переводя дыхания. Казалось, что к ней подключили магистраль сжатого воздуха. В руке у нее было что-то зажато.

— Лидия Федоровна, что с вами? — испуганно спросил Воробев.

— Я... утром... свет включить, — давясь рыданиями, проблеяла Бабища, — а там... на выключателе во-о-от э-э-т-о-о!

Воробьев опустил взгляд и оторопел. В руке Бабищи был зажат мужской член с яйцами устрашающих размеров. Приглядевшись, Воробьев понял, что член был все-таки не настоящий, а вырезан из здоровенной картофелины. За ночь картофелина посинела, поэтому холодное и скользкое творение неизвестного скульптора приобрело пугающее правдоподобие...

Идет совещание у главного инженера завода, производящего РЛС.

Как всегда, смежники подвели, часть рабочих забрали на овощную базу, военпреды беспредельничают, план квартала опять удастся выполнить не раньше 33-34 числа, в общем, все плохо!

На совещании присутствуют начальники цехов и отделов. Все давным-давно друг друга знают, за исключением свеженазначенного начальника цеха зеркальных антенн, в просторечии называемых зеркалами. Начальник цеха — сынок какого-то крупного чиновника из Минрадиопрома, назначен по команде сверху и, что называется, не в курсе.

Наконец, главному инженеру надоедает перебранка подчиненных, и он говорит:

— Так, товарищи, будем подводить черту. Сборочным цехам задача ясна, регулировщикам тоже придется упереться... Так... (обращаясь к новому начальнику цеха) К концу месяца надо изготовить 12 зеркал. Справитесь?

— Владислав Алексеевич, будет стекло, сделаем!

Профессор, доктор физико-математических наук Меир Абрамович ** был легендой кафедры высшей математики, да что там, кафедры — всей Академии! Высокий, сутулый, с оттопыренной нижней губой, он сильно напоминал унылого верблюда из зоопарка. Лекции он читал превосходно, конспектом никогда не пользовался, однако, войдя в математический транс, мог закончить вывод формулы на стене, если не хватало доски.

Как и всякий уважающий себя математик, Меир Абрамович имел причуды. Например, он курил исключительно «Беломор», причем папиросы хранил в старинном серебряном портсигаре. Перед лекцией он неизменно заходил в курилку, извлекал из кармана портсигар, обстукивал об него мятую папиросу, ловко обминал и закуривал. Глаза у него при этом затягивались мутной пленкой, как у курицы. Считалось, что так профессор «собирается» перед лекцией. А еще всех преподавателей и слушателей, независимо от воинского звания и занимаемой должности он называл коллегами. Так и говорил: «Коллега, а вы материалом владеете не вполне. Неудовлетворительно! Да-с». Сдать ему экзамен было непросто, никакие шпаргалки не помогали, поэтому иначе как «Железный Меир» слушатели его и не звали. Меир Абрамович об этой кличке знал и втайне ей гордился. Вообще, преподаватели кафедры высшей математики славились своей въедливостью и занудством. Каждый курс называл их по-своему, наибольшей популярностью пользовались «зондеркоманда» и «веселые ребята». Хуже них была только кафедра тактики ВВС, она была в основном укомплектована отставными генералами и именовалась «деддом». Начальника кафедры общей тактики, пехотинца, и его подчиненных втихаря называли «Урфин Джюс и его деревянные солдаты».

Пересдавать заваленный экзамен по «вышке» полагалось у Меира Абрамовича на дому. Жил он на маленькой даче в Сокольниках с совсем старенькой мамой. До обеда Железный Меир был в Академии, но слушатели, проинструктированные старшими товарищами, отправлялись в Сокольники с утра.

Маме Меира Абрамовича очень нравились молодые веселые старлеи и капитаны, и, пока они поливали огород и кололи дрова, расспрашивала их о международном положении, театральных премьерах, родителях, планах на будущее и о тысяче других важных и интересных вещей.

Наконец, прибывал Меир Абрамович и экзамен начинался.

Усаживались на веранде. Слушатель, путаясь и запинаясь, начинал отвечать.

— Ну что ж, коллега, произносил наконец Меир Абрамович, — пожалуй, можно поставить «удовлетворительно».

Немедленно открывалась дверь в комнату, и мама, которая неизменно подслушивала под дверью, произносила кукольным голосом:

— Меир, ставь «пьять»!

Меир Абрамович начинал нервничать: на «пьять» слушатель явно не тянул, но... мама сказала!

Тогда задавался дополнительный вопрос, слушатель что-то бормотал и Железный Меир, опасливо оглядываясь на дверь, объявлял:

— Оценка «хорошо»!

Дверь снова открывалась, и старенькая мама с великолепным акцентом объявляла:

— Меир, уже ставь «пьять» и приглашай молодых людей обедать!

И Железный Меир ставил «пьять».

Математика математикой, но какой еврей не слушает свою маму?