Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Что это они там обнаружили настолько важное, что это заставило Майкла вернуться в Корнуолл, не говоря уж о его предложении оплатить мне дорогу назад? И что — тут у меня все сжалось внутри, — что он наговорил Анне по поводу всего этого? Перед тем как уехать из Лондона, я, хорошо себе представляя, какие опасности могут подстерегать одинокого путешественника, отнесла книжку Кэтрин в книжный магазин в Патни, где имелся ксерокс, и аккуратно сняла копию с каждой страницы, осторожно разворачивая и укладывая ее как можно более плоско, стараясь не повредить корешок и пользуясь самым сложным режимом графического воспроизведения, какой только мог предложить этот аппарат, чтобы получить максимально четкое изображение записей, сделанных мягким грифелем. Пришлось несколько раз начинать все заново, действовать крайне аккуратно и тщательно. Я затратила на копирование больше часа, и обошлось оно мне почти в десять фунтов, но дело того стоило — я обрела некоторое спокойствие, перестала дергаться. Более осторожный человек, видимо, оставил бы оригинал дома, а с собой взял копию, но я была не в силах расстаться с этой книжкой, потому оставила копию у своего адвоката.

Сейчас моя ладонь была засунута внутрь сумки, лежавшей на колене, и нежно гладила обложку «Гордости рукодельницы». Я нередко задумывалась над тем, ради чего владельцы домашних животных гладят своих питомцев: для собственного или для их удовольствия? И вот сейчас ощущение мягкой телячьей кожи под пальцами успокаивало меня, придавало уверенности своим весомым присутствием, как я подозревала, в силу именно этой причины. Когда мы проехали сквозь арку в рассыпающейся глинобитной стене и выбрались из современного города в средневековую медину 51, я прижала книжку к груди и завертела головой направо-налево; Англия сразу же была забыта. Здесь действительно была совершенно чужая земля. Люди толпились на улицах — настоящая каша, мешанина и толкучка; старики в хламидах с капюшонами, женщины с закрытыми покрывалами лицами, мальчишки-тинейджеры в смешных одежках, от средневековых до свободно болтающихся мешковатых джинсов и фенечек в стиле хип-хоп. Вокруг орала музыка, всепроникающая и непрерывная, — традиционные североафриканские мелодии и голоса смешивались со взрывами ударных и бас-гитар. Такси виляло и тащилось со скоростью улитки, пробираясь сквозь поток людей на велосипедах, мопедах и в тележках, запряженных ослами, открывая передо мной потрясающий вид рыночных прилавков и ларьков, заваленных разнообразной снедью, узких переулков, с обеих сторон ограниченных высокими стенами домов без окон, но с изукрашенными резными дверьми из древнего, окованного железом дерева, изящных высоких башен, крытых сверкающей зеленой плиткой, и ворот из кованого железа, сквозь которые я успевала разглядеть замечательные внутренние дворики с апельсиновыми деревьями и цветущими зарослями бугенвиллеи. Потом мы свернули за угол, и тут темнеющий в опускающихся сумерках воздух потряс мощный призыв муэдзина.

У меня мороз пробежал по спине — это был как бы контрапункт. Я закрыла глаза и прислушалась. Аллах акбар. Аллах акбар. Ла иллах иль Аллах, Мохаммед расуль Аллах. Мохаммед расуль Аллах. Хайя рала салах. Хайя рала салах… Я уже чувствовала себя в самом сердце ислама.

Через несколько минут волшебные чары рассеялись. Саид повернул машину и заехал на раздолбанный тротуар, мотор немного потрясся и замолк. Было уже совсем темно, особенно в этом месте, и единственным светящимся пятном поблизости были синеватые отсветы электросварки — какой-то мужчина латал свою машину через дорогу от нас, и аппарат бросал вокруг тревожно мятущиеся тени, которые плясали и подскакивали, как дервиши 52.

Потом рядом, возле моих ног, что-то дернулось и двинулось в сторону — я уловила это боковым зрением. Я резко повернулась и замерла на месте: это был черный кот, тощий как щепка. Его глаза светились, в них отражалось пламя сварки. Он взмахнул хвостом и исчез в ночи.

— Allez, madame, идемте со мной. Дар эль-Бельди вон там, par ici.

Я последовала за ним по переулку, такому узкому, что могла коснуться стен по обе его стороны, не раскидывая рук. Стены домов были сложены из грубой адобы, кирпича-сырца, и прорезаны огромными дверьми. На пороге одной из них сидела сгорбленная старуха. Когда мы приблизились, она улыбнулась Саиду, и я увидела, что глаза у нее сплошь белые из-за сплошных катаракт и сияют мне, как глаза только что встреченного кота. Она протянула мне сухую коричневую ладошку, больше похожую на птичью лапку:

— Садака аль-аллах 53.

Саид, хоть и нагруженный моим багажом, остановился, сунул руку в карман, косо пришитый к его куртке, достал две монетки и положил ей в руку.

— Шукран, шукран, сиди. Баракаллафик 54.

Мы прошли дальше и в темноте постучались в огромную, утыканную железными гвоздями дверь. В ней оказалась маленькая калитка, которая отворилась, и в переулок хлынул поток золотистого света. Последовал быстрый обмен словами на арабском между Саидом и человеком внутри, он звучал словно стаккато, потом тот махнул нам рукой, и я прошла вперед. Обошла старуху нищенку, нервно улыбаясь, и двинулась на гостеприимный свет риада.

Сэру Артуру Харрису, эсквайру,

коменданту Сент-Майклз-Маунта,

Кенджи-Мэнор, Галвал-Хиллз, Корнуолл

В 24-й день августа 1625 года

Порт Сале в Берберии

Оставаясь преданной служанкой Вашей милости, жилаю Вам здоровья и милости Господней. Молю Вас оказать добрый прием чилавеку, который доставит Вам это письмо от нас, несчастных пленников, которых держат в Сале жистокие тираны и ат имини которых я пишу Вам это, опасаясь за собственную жизнь.

Мы все, в том числе и я, и все, каго я пиричисляю ниже, были захвачены ва время нападения пиратов на Пен Занс и выжили до сиго дня. Это все, кто ни погиб от тягот нашиго плаванья и иных напастий и болезней и каго не увизли Бог знаит куда. Сэр, я должна просить Вашей помощи, потому что у нас нету болыии никого, к каму мы могли бы обратиться с просьбой нас вызволить, и я знаю, что Вы добрый христианин, который ни оставит просто так своих соотечественников без помощи, выкупит их из плена, а иначи их силой заставят отступить ат сваей веры.

Каждый день ани угрожают нам и уговаривают стать турками, пирийти в магомитанство, и я баюсь, что некоторые согласятся, чтоб ни попасть на галеры или быть битыми палкой па пяткам, эта у них называится бастонада. Я пиричисляю здесь тех людей, судьба каторых мне известна, но нас была захвачино в плен гораздо больше, и я ни знаю, что с ними сталась и что станит с нами за те нидели, пока это письмо доберется до Вас. Вот список людей из Вашиго дома: