Эмили Гиффин - Все, что мы хотели

– Я тоже, – только и сказал он, с блеском выйдя из положения.

Несколько секунд спустя телефон снова зазвонил. Я надеялась, что Кирк захочет извиниться за грубость, всё уладить, поговорить со мной. Но это оказался Том. Я удивилась и сказала: привет.

Его голос был напряжён. Он вновь принялся благодарить меня за утренний визит. Я, в свою очередь, поблагодарила его, что разрешил нам прийти. Повисло неловкое молчание, а потом он рассказал мне неприятную историю о том, как подслушал разговор двух женщин, которых я едва знала. Что-то по поводу Лилы, Финча и всего этого происшествия. Но мне было приятно услышать его голос в тяжёлый период, когда я чувствовала лишь панику и одиночество.

Чуть приободрившись после недолгого разговора, я отправилась в кабинет Кирка; тоска сменилась решимостью. Я села на стул, покаталась взад-вперёд, глядя на аккуратные стопки бумаг, на оловянную карандашницу, где стояли лишь чёрные шариковые ручки «Пилот». По очереди выдвинула все ящики стола. Три слева, три справа и один длинный, узкий в середине. Я не знала, что ищу, но методично исследовала всё. Ничего подозрительного я не обнаружила, но отсутствие доказательств списала скорее на дотошность Кирка, чем на его невинность. Включила его ноутбук. Там я тоже не ожидала увидеть ничего особенного – он ведь знал, что я знаю пароль. Но всё-таки на всякий случай проверила почту, пролистала ряд имён и скучную переписку по работе.

И вот, когда я уже собиралась сдаться, я нашла сегодняшнее сообщение от Боба Тейта, знакомого брокера Кирка. Я кликнула по нему и увидела долгую переписку между Бобом, Кирком и Финчем, после чего в голове у меня сложилась история, совершенно не похожая на ту, что мне рассказал сын. Если вкратце, Финчу нужны были четыре билета на концерт (а не два), чтобы наладить отношения с Лилой Вольп (она могла не согласиться, если их было бы только двое). Кирк переслал это сообщение Бобу, тот очень высокопарно объяснил, что цена непомерно высока, потому что они намерены приобрести билеты в последний момент, а допуск на концерт ограничен. Кирк ответил – не вопрос, он расплатится, когда приедет в город.

Сукин сын, сказала я вслух, постепенно осознавая чудовищность их предательства. Мои близкие люди, муж и сын, сговорились, не сказав мне ни слова. Мне подумалось, что сегодня утром я и сама сделала то же самое – затащила сына к Вольпам, не сообщив об этом мужу. Подговорила сына соврать отцу, во всяком случае, смолчать. Но мне казалось, что разница очевидна. Я хотела совершить правильный поступок и показать сыну, как это важно; Кирк же, как всегда, просто манипулировал другими с целью получить своё.

Убеждать себя не имело смысла. Мой супруг, которого я когда-то считала деловым, ответственным, просто очаровательным, на деле умел только пользоваться людьми и врать им. И хуже всего было то, что всему этому он учил нашего сына.

Мне всегда представлялось, что браки распадаются как-то драматично, после бурных ссор или неопровержимых (посерьёзнее, чем случайный звонок) доказательств измены. Но в тот самый миг, в тишине кабинета Кирка, ожидая, когда наш сын вернётся с концерта, где был с девушкой, с которой подло поступил и которой теперь пытается манипулировать – именно в тот миг я всей душой и телом почувствовала, что у нас с Кирком всё кончено.

Я хотела развода. Я устала. Я так устала.

Утром меня разбудил бессвязный сон о Томе, и я внезапно вспомнила, что вчера он мне звонил. Этот звонок среди смятения и неразберихи тоже казался мне сном. Взяв с тумбочки телефон, я начала писать Тому сообщение, в котором признавалась, что у меня был тяжёлый день, и просила прощения, если была слишком груба. Перечитав сообщение, я его удалила. Оно показалось мне совершенно неподобающим.

Неподобающим.

Я повторила про себя это слово и подумала, до чего оно омерзительно. Самое любимое слово Кэти и всех её фанатичных приятелей, обозначающее всё, что они осуждали. Она надела на свадьбу неподобающее платье… Они выбрали неподобающие книги для подростков… Нельзя вести при детях неподобающие разговоры… Она разместила неподобающий пост о политике… Обсуждать с одиноким, привлекательным мужчиной вчерашний пьяный разговор? Совершенно неподобающе!

Ну и к чёрту, хватит с меня быть подобающей, подумала я и набрала номер Тома, надеясь, что он ответит. И он ответил почти сразу же.

– Привет. Это Нина, – сказала я, чувствуя, как взмокли ладони.

– Привет.

– Я вас не разбудила?

– Нет, – сказал он. – Я уже давно встал.

– Вот как, – ответила я.

– У вас всё нормально? – спросил он.

– Да. Я просто вспоминала ваш звонок… и рассказ про этих женщин.

– Надо было держать рот на замке, но…

– Но вы не стали, – закончила я, чувствуя, как моё уважение к нему становится всё сильнее.

– Совершенно верно. – Он рассмеялся.

– И что вы им сказали?

– Только факты. Что я её отец. И что она не мексиканка. – Он начал было говорить что-то ещё, но осёкся.

– Что?

– Нет, ничего.

– Вы хотели что-то сказать.

– Да, – ответил он. – Хотел.

– Ну так? Расскажите!

– Это… по поводу вашего мужа.

– Так? – Я боялась услышать что-то ужасное и вместе с тем надеялась услышать подтверждение своих мыслей. Скажи что-нибудь плохое о человеке, от которого я ухожу.

– Наверное, мне не стоило в это вникать. Это не моё дело, – сказал Том, – и ещё больше осложнит нашу… ситуацию.

– Нашу ситуацию? – повторила я, думая, что он имеет в виду. Только ли наших детей и собрание во вторник или же нашу странную связь?

– Ну, вы понимаете… вообще всё, что происходит, – уклончиво ответил он.

– Да. – Моя голова кружилась от бессильных попыток уловить подтекст.

Какое-то время мы оба молчали, потом он прокашлялся и сказал:

– Послушайте, эти женщины были пьяными. Очень пьяными. Кто знает, всерьёз ли это они? И потом, я мог не так услышать. Я же вёл машину.

Я закрыла глаза.

– Дайте угадаю. Они говорили о том, что Кирк мне изменяет?

– Да, – ответил он мягко, но без промедления. – Об этом. Мне очень жаль.

– Всё нормально. Всё, что вы сказали, я знала и так. – Это было, конечно, преувеличение – я ничего не знала наверняка. Но мне не хотелось, чтобы Том чувствовал себя виноватым.

Я услышала, как он набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул моё имя, прозвучавшее, как мольба.

– Да?

– Я, конечно, плохо вас знаю, – произнёс он медленно, осторожно подбирая слова, – но вы заслуживаете большего.

– Я знаю, – смогла ответить я. – Спасибо, Том.

Когда мы уже попрощались, до меня дошло, что я не сказала ни слова по поводу Лилы, Финча и моих подозрений насчёт того, куда они пошли. Я сказала себе, что надо перезвонить Тому. Но не смогла. Я слишком сильно разочаровалась в Финче. И во всей своей жизни.