Эмили Гиффин - Все, что мы хотели

– Я знаю, – ответила она, – и это отвратительно.

Мы молча покачивались в креслах, глядя на лужайку перед домом – аккуратный квадрат газона, прекрасную магнолию, ряд кустов белой гортензии, высаженной у крыльца. Пейзаж был таким простым, что напоминал детский рисунок, вплоть до жёлтой бабочки, порхающей возле нас над цветком. Я знала – Джули, как и я, следит за её полётом в лучах солнечного света.

– Так ты будешь моим адвокатом? – спросила я.

Джули вздохнула.

– Я не знаю, Нина…

– Что значит – ты не знаешь? Ты моя лучшая подруга, ты адвокат по расторжению браков. – Я невесело рассмеялась.

– Я знаю. И я с радостью возьмусь за твой случай. – Я заметила, что она не просто так произнесла слово «радость». – И, конечно, я справлюсь. Но, может быть, ты захочешь птицу поважнее?

– Поважнее? – удивилась я. – Да ты что, Джули? Какая птица важнее тебя?

– Тоже верно. – Она улыбнулась мне. – Но ты понимаешь, что я имею в виду. Есть юристы, которые работают с VIP-персонами и знаменитостями…

Я покачала головой.

– Нет, я хочу только тебя.

– Ну ладно. Я к твоим услугам. Всегда .

Я кивнула и сказала:

– О′кей. Что мы будем делать дальше?

– Мы наймём частного детектива… ты соберёшь все возможные данные. Информацию о финансах, выписки с банковских счетов, сведения о затраченных капиталах, список всех ресурсов. Мы пришлём ему повестку в суд, а пока делай всё возможное. Когда соберём информацию, подадим жалобу. Потом надо будет выждать шестьдесят дней, ну а дальше…

У меня скрутило желудок.

– Ты думаешь, дойдёт до суда?

– Может быть. Скорее всего.

– И соберётся много людей? Будут посредники?

– Да, – сказала она. – Но Кирк не сможет работать с посредниками, верно. Он не знает слова «компромисс».

– Да он выпадет в осадок!

– Ах, бедняжка, он решит, что его предали, – процедила Джули. Её голос сочился нескрываемым презрением.

– Ты его ненавидишь, да?

Она долго смотрела на меня, будто пытаясь сдержать себя в руках перед лицом если не нового клиента, то старой подруги. Но всё-таки не смогла.

– Да, – ответила она, – я его ненавижу, Нина.

– И давно? – Я была уверена, что она ответит – когда Кирк продал компанию. Именно это стало поворотным пунктом.

– Хм. С того дня, как мы познакомились. Когда он сжульничал в мини-гольф.

Глядя в небо, в ту узкую полоску, которую мне было видно с крыльца, я вспомнила, как впервые привезла Кирка в родной город. У меня даже осталась фотография, как ни странно – тогда телефоны были ещё без камер. На ней Кирк, Джули, Адам и я стоим на захудалой парковке перед «Весёлым клубом любителей гольфа» на Блафф-Сити-Хайвей. Мы, трое бристольцев, в футболках и кроссовках, а на Кирке рубашка поло, брюки цвета хаки и мокасины для вождения, которые мне в то время казались обычными туфлями со смешными резиновыми шипами на подошве.

– И что он такого сделал? – Я представила, как он подталкивает мяч ногой или разворачивается чуть сильнее положенного – невинные шалости тех, кому не терпится выиграть.

– У него, разумеется , была счётная карточка, – сказала она. – И Адам поймал его на том, что он подправляет число своих ударов [28] Счетные карточки в гольфе предназначены для учета результатов игроков во время игры. В них записывается число ударов, которое потребовалось игроку, чтобы загнать мяч в лунку. . Отвратительный жулик.

– Ой. А ещё что?

– Какое «ещё» тебе нужно? Тебе мало этого ? – Она подняла брови. – Разве это недостаточно ясно показывает его дерьмовый характер?

– Я имею в виду, что ещё ты помнишь? – спросила я, всё-таки чувствуя обиду. Не за Кирка самого по себе. За то, что его ничего не значащий поступок был принят за ярко выраженную черту характера. – Кроме мини-подробностей мини-гольфа?

– Мини-гольф, – ответила она очень серьёзно, – это метафора всей жизни.

Я улыбнулась.

– Серьёзно?

– Да. Ты только задумайся. Как ты его воспринимаешь – всерьёз ли? А может быть, слишком всерьёз? Получаешь ли ты удовольствие? Аккуратно ли ведёшь счёт? Расстраиваешься, когда проиграешь? Случается ли тебе сжульничать? И если да, то как ты себя ведёшь, когда тебя поймают? Стыдишься? Конфузишься? Хочешь ли сжульничать снова?

Я подняла ладони вверх и сказала:

– Ладно, ладно. Но мне кажется, обманывать жену – преступление посерьёзнее, чем сжульничать в гольф. И я не думаю, что Кирк уже тогда был настолько гадким. В конце концов, я ведь его любила, верно?

– Любила? – поинтересовалась она скептически.

– Ну… да. Я ведь вышла за него замуж, Джули. – Я сама услышала, как жалко прозвучали слова, отражавшие всю нашу совместную жизнь. Она тоже это услышала и вновь приподняла брови. – Я не жалею о том, что мы поженились. Тогда пришлось бы жалеть о том, что появился Финч… Я жалею лишь… о нескольких годах… с тех пор, как Кирк продал свой бизнес. Мне кажется, именно тогда он изменился. – Я осеклась, не желая поднимать тему денег.

Джули кивнула и сказала:

– Да. Тогда он определённо испортился окончательно. Стал ещё заносчивее, ещё высокомернее… как там говорится? Деньги дают понять, кто ты есть на самом деле?

– Угу, – ответила я. – Вроде того.

Джули ненадолго задумалась, как бы желая лучше сформулировать мысль, потом сказала:

– Знаешь, за прошедшие десять лет я ни разу не провела с Кирком больше получаса, чтобы он не сообщил, что ему «надо сделать важный звонок», – конец фразы она произнесла его зычным голосом, потом прибавила уже от себя:

– Самодовольный кретин.

Я вздрогнула, услышав эти слова и понимая, что она права. Он жить не может без телефона. Разве что на гольф-турнире, где ими запрещено было пользоваться, каким бы богатым и знаменитым ты ни был. Этому правилу, одному из немногих, он подчинялся – неудивительно, учитывая, что оно касалось только элиты.

– Никто столько о себе не воображает. Даже Герман Франкель, хоть он и нейрохирург, мать его. – Джули говорила о нашем отличнике, с которым до сих пор дружила. – Он никогда не говорит о работе, пока люди сами об этом не заговорят. И в жизни никуда не пойдёт, если ему будут названивать, потому что ему стыдно постоянно вставать из-за стола.

Джули несло. Мне было немного стыдно за мужа – и за себя, что так долго терпела его поведение, но вместе с тем её гневный монолог меня странным образом успокаивал. Он был как терапия, как подтверждение моих собственных мыслей.

– Он такой невыносимый сноб, – продолжала она. – Ну то есть, Нина, понятно, что он может себе позволить всё лучшее. Это я понимаю – если у тебя хватает денег на дорогие отели и первый класс – пожалуйста, они к твоим услугам. За это я Кирка не виню, пусть наслаждается богатством и успехом. Но он воображает себя представителем элиты. Как будто он и кучка его богатых белых друзей-мужчин лучше всех остальных.