Эмили Гиффин - Все, что мы хотели

Так что, когда летом мы с Калебом начали общаться, я не стала посвящать Грейс в подробности, сказала только, что мы дружим (я могла и вообще ничего не говорить, но мне захотелось уточнить, что цепочка на шее Калеба досталась ему в наследство от умершей бабушки). От папы я тоже всё это держала в секрете, потому что он психовал бы, узнав о любом парне, тем более старше меня, – так зачем было его волновать. Так что я ждала, пока он уйдёт на работу, или делала вид, что иду сидеть с ребёнком, садилась на велосипед и ехала две мили до дома Калеба (его мама тоже работала, но с девяти до пяти, портье в гостинице, так что не могла, как мой папа, заявиться в любую минуту).

Мне было с ним весело, он оказался скорее ботаником (в хорошем смысле), чем парнем из гетто (которым не был вообще). Мы смотрели смешные видео на Ютубе, играли в настольные игры и, разумеется, обнимались и целовались, с каждым днём всё больше приближаясь к сексу, пока я наконец не решила, что готова.

Это было не так романтично, как я себе представляла – мы ведь не любили друг друга и даже толком не встречались. Но всё равно я была не против, потому что он подходил по всем критериям. Во-первых, я доверяла Калебу и не боялась, что он чем-нибудь меня заразит (до меня у него было две девушки, но обе девственницы). Во-вторых, он никому не разболтал бы – у нас ведь не было общих друзей. И в-третьих, мне как раз исполнилось шестнадцать – подходящий возраст, чтобы расстаться с девственностью (в пятнадцать, мне кажется, всё-таки рановато).

Больше всего я боялась забеременеть. Калеб сказал, что может надеть презерватив, хотя не любит их, потому что не получает удовольствия. Не то чтобы я очень уж заботилась о его удовольствии, но я слышала кучу рассказов о том, как презервативы рвутся, и выбрала таблетки. Потом позвонила единственному человеку, который мог бы мне помочь и не стал бы осуждать, – маме.

На следующий день она прибыла в город на сутки с миссией по контролю рождаемости и отвела меня в клинику планирования семьи. Я была очень ей благодарна, потому что знала, сколько стоил её билет из Лос-Анджелеса (она упомянула об этом по меньшей мере трижды). В то же время мне казалось странным, что она приняла участие именно в этом эпизоде моей жизни, ни в каком другом. Она поздравила меня с предстоящим «обрядом посвящения», но, как ни удивительно, не спросила ничего о Калебе. Как будто он вообще не имел значения. Может быть, она была настолько раскована в вопросах секса. Может быть, старалась компенсировать прошедшие годы и упущенные этапы. А может быть, ей нравилась идея утереть нос папе (при этой мысли мне стало стыдно).

Но я сказала себе, что дело не в маме и не в папе. Заняться сексом – моё решение, и значит, это я должна подойти к нему со всей возможной ответственностью. Так что, выждав семь положенных дней, мы с Калебом занялись сексом на его двуспальной кровати. Было больно – ужасно больно – а ещё стыдно и мерзко, вся эта кровь и прочее. Но Калеб был очень милым и старался помедленнее, а потом сказал, чтобы я не переживала из-за крови, его мать не увидит простыни, потому что он сам их стирает. Так что, хотя я решила, что вся эта шумиха вокруг секса сильно преувеличена, я всё-таки считаю, что с Калебом мне повезло, и ни о чём не жалею.

За следующий месяц мы успели заняться сексом ещё одиннадцать раз, и в конце концов мне начало казаться, что я влюбляюсь в Калеба. Но потом началась учёба, и дел у нас обоих было по горло, и мы общались всё меньше и меньше, а потом Калеб перестал звонить. Мне было немного обидно, но скорее оттого, что задета была моя гордость, чем оттого, что он разбил мне сердце. Потом я, как это обычно и бывает, через соцсети выяснила, что у него появилась девушка, и довольно быстро об этом забыла, тем более что моя страсть к Финчу вспыхнула с новой силой.

А теперь я сидела в его машине на следующий день после концерта, утром, и понимала, что по-настоящему его люблю. К Калебу я никогда не чувствовала ничего подобного, хоть у нас и был секс целых двенадцать раз. Может быть, после ссоры вчера вечером я полюбила Финча ещё сильнее.

– Привет, – прошептала я, с трудом дыша, потому что очень спешила собраться и выбежать из дома, прежде чем папа вернётся оттуда, куда он ушёл. – Ну вот мы и снова встретились.

Это было очень глупо, но Финч улыбнулся и ответил:

– Да. Вот мы и снова встретились.

Я окинула взглядом улицу, обернулась, посмотрела назад.

– Всё хорошо? – спросил Финч.

– Да. Поехали. – Я нервно рассмеялась, жестом указав на дорогу. – Я сказала папе, что пошла к Грейс делать уроки.

– Ясно, – ответил он, съезжая с обочины. Я украдкой взглянула на его одежду: серые школьные брюки, футболку с логотипом какого-то парусного клуба и адидасовские сланцы. Вчера вечером он был при полном параде, но сейчас казался сексуальнее.

Он заметил мой взгляд и одарил меня очаровательной улыбкой.

– О чём ты думаешь? – спросил он.

– Так, ни о чём. – Я улыбнулась в ответ. Я в самом деле ни о чём не думала. Я только чувствовала. И это было прекрасное чувство.

Когда мы подъезжали к его району, он включил радио, немного порылся в плейлисте, потом спросил, что я хотела бы послушать.

– Люка, – ответила я, потому что это была наша музыка. Наши песни.

Он кивнул и поставил сингл «Опьянён тобой», время от времени подпевая. Голос у него был отстойный, но почему-то по этой причине Финч нравился мне ещё больше.

По воскресеньям в Нэшвилле слабое движение, особенно утром, когда идут церковные службы, так что спустя ещё несколько песен мы подъехали к дому Финча. Он оказался просто потрясающим, больше и красивее даже, чем дом Грейс или Бью – а это говорит о многом. Я не особенно удивилась, потому что уже примерно представляла, из какой он обеспеченной семьи, но всё же не могла не восхититься – и даже немного испугалась.

Мы вышли из его машины и поднялись на крыльцо. Финч открыл дверь и жестом указал мне проходить первой. Запищала сигнализация, он повернулся и щёлкнул по кнопке, отключив звук.

– Ну, – сказал он, закрывая дверь, – что будем делать?

Я пожала плечами, разглядывая элегантную прихожую.

– Что хочешь… Где, говоришь, твои родители? – спросила я, хотя он этого не говорил.

– Мама в Бристоле, – ответил Финч. – Она там выросла.

– Она из Бристоля? – Я думала, она родом из какого-нибудь шикарного города типа Нью-Йорка или, например, из Калифорнии.

– Да. Она из бедной семьи, – ответил он сухо, просто констатируя факт.

– Вот как. – Я задумалась, что, по его мнению, значит «бедная семья». Интересно, а я из какой? Я сказала себе, что это неважно и нечего зацикливаться на ерунде.

– А папа?

– Он сегодня прилетает из Техаса… через несколько часов.