Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

— И кто это тебе — ко Христову дню ?

— Пацан! — коротко сказал Сэт, и я невольно переспросил:

— Пацан?!

— Калаубат, да… Калаубат Исхакович, — горько усмехнулся Сэт. — Господин Мазаов… Они! Собственной персоной, как говорится…

— А откуда — у него?..

— Говорит, сидел в гостинице в Питере, когда к нему постучал человек и подал конверт: не могли бы, мол, доктору Мазлокову передать?.. Он не хотел… конверт заклеен — мало ли, мол, что там?.. И этот человек распечатал конверт — показал Пацану… господину Мазаову, да. Вот эти три бумажки… для меня. Откуда они — тот отказался сообщить… Кто он сам такой — тоже. Передайте — и все!

— А откуда этот человек мог знать, что Пацан приехал в Санкт-Петербург… что вы знаете друг друга, в конце концов?..

— Спроси меня о чем-то полегче! — усмехнулся Сэт. — Потому я тебе и позвонил… Душа раздваивается, понимаешь?

— А у кого она нынче в целости? — спросил я.

Сэт усмехнулся еще горше:

— Разве нет таких, ей?.. Да тот же господин Мазаов, извини!..

— Давай-ка напрямую…

— Тогда придется отбросить все эти сказки насчет этого человека, который якобы постучал в номер гостиницы… якобы вошел…

Зная Пацана… господина Мазаова, прошу простить, я тоже усмехнулся:

— … и якобы конверт специально для него и распечатал?.. Чтобы он мог с содержимым ознакомиться.

— Скорее всего, что они поймали его на крючок, когда приезжали хоронить…

Я все понял, невольно поддержал:

— Скажи: с почетом хоронить .

— Да… хоронить Даута Юсуфокова. Даут им был не очень нужен — это нынче бы они его как героя… Но раз уж так вышло — Мазаова-то они к своим делам приобщили…

— И эти бумажки — из дела Оленина , ты так думаешь?

— А что мне еще остается? — печально сказал Сэт. — Правда, остается еще клясть себя, что я так и не собрался сам потребовать это дело… Теперь это можно. Сам бы занялся судьбой Оленина… видишь: я так и не успел. А успел бы — глядишь, сейчас бы для нас многое было поясней…

— Тогда остается, что он и нынче на кэгэбэ работает?.. Пацан?.. Господин Мазаов, прошу простить?

— Остается думать: работает.

— Время оборотней , — задумчиво сказал Сэт. — Пойми тут: кто чего хочет… от кого. Гнусное время!..

— У тебя еще что-нибудь?..

— Да нет, все к тому же: уж больно нажимал Пацан на эти слова Цицерона, понимаешь?.. Хотя в чем-то он и прав… Ну, понимаешь, в том, что мы ведь в самом деле мало задумываемся, что все это было тут — с Прометеем… Что прикован он был к Эльбрусу — к нашему Ошхамахо… Сколько тут?.. Какие-то две — две с половиной сотни километров?.. Рядом, совсем рядом! И что он здешний был, понимаешь? Что огонь для человечества добыт был на Кавказе… Понимаешь, где мы живем?.. Огонь для человечества… Для всего!.. Добыт был на Кавказе — тут…

— Людьми кавказской национальности ? — невинно спросил я.

— Вот именно! — хмыкнул Сэт. — Именно ими…

— В свободное от торговли в Москве время?

— Примерно так…

— И тебе об этом — все он, Пацан?..

— Нет, он несколько другое, — словно сам с собою говорил Сэт: хотел, чтобы я помог ему в его размышлениях, но все как будто оставался один…

Как всякий из нас.

Неужели каждый из нас — и в самом деле всегда один? Неужели это наш удел — одиночество ?.. И даже двое нас лишь тогда, когда мы бываем раздвоены …

Грустные и правда что времена! Грустные…

— Это правда, что Пацан теперь — один из самых богатых в Адыгее людей? — спросил я.

— Выше бери! — отозвался Сэт.

— На Северном Кавказе?..

— И еще выше!

— Да ну тебя, ладно! — не поверил я вполне искренне. — Шутишь, что ли?

— Кто из нас должен кого учить? — спросил Сэт. — Я, историк, тебя — писателя?.. Который по роду профессии должен знать все. Как хороший разведчик…

— Да кое-что знаем, — поддержал я не только престиж своих коллег — больше свой.

— А если знаешь, стоит ли тогда тебе объяснять, что по всему Кавказу комендантский час и только у нас пока — тишь да гладь, но в этой тиши и отмываются все те деньги…

Он замолчал, опять задумался.

— Хочешь сказать, что самая страшная борьба — борьба под ковром?

— А сам ты не знал этого? — спросил Сэт.

— И Пацан — один из самых сильных…

— Зачем? — перебил меня Сэт. — Господин Мазаов давно уже не борец, он — судья! И он же — владелец ковра, под которым все это… Он говорит, что история повторяется…

— Это не только он говорит. Это все знают.

— Ты дослушай. История с Прометеем — тоже… Ты понимаешь?

— Нет пока, — признался я. — В каком смысле?..

— Да в том же самом!.. Когда-то мир получил отсюда огонь, который обогрел человечество… Дал ему свет. В том числе и духовный , понимаешь? Но потом, как это случается, человечество снова погрузилось во тьму…

— Во-он оно! — Начал я угадывать. — И свет…

— И свет опять отсюда придет, с Кавказа… Тут будет добыт.

— Это Пацан?

— Представь.

— И он уверенно говорит: свет ?.. В самом деле, свет, который путь озарит, а не огонь, который всех нас… который никого не пощадит?..

— Огонь из пасти Железной лесной собаки ?

— Завтра мы с ним едем в Хамкеты…

— В Хамкеты?.. С Пацаном?!

— Я думаю, не только с ним… Наверняка будет его охрана. Не знаю, правда, — в той же машине… Не знаю, как он нас разместит — ведь на одной машине он не ездил еще вон в какие времена!

Над кем он издевался, Сэт?.. Надо мной?.. Над собой?.. Над всеми нами?!

— И ты согласился? — спросил я.

— А почему бы мне не согласиться?.. Разве это плохая мысль?.. Сама по себе. Побывать на том месте, где действительно было решено: куда оно повернет, колесо истории …

— Думаешь, только нынче мы и начинаем понимать это?

— Это во-первых. А во-вторых, Оленин ведь завещал мне — побывать, и я потом съездил… Почти сразу, как все это с ним случилось. Но потом о Хамкетах словно забыл.

— Сколько туда?

— Вообще-то рядом. Километров шестьдесят. До Новосвободной, а там на гору… Пацан знает. Он говорит, что возил туда недавно наших из Иордании…

— Господин Мазаов бывает там, видишь, — сказал я с укором обоим нам: и Сэту, и в первую очередь — себе. — И там, и на берегу этого кубанского болота, которое все выносит на берег кости наших предков. Можно подумать, что у него болит душа, а у нас с тобой — нет… И вообще: кто из вас историк — ты или он?..

— Ему проще! — с горькой усмешкой сказал Сэт. — Его «мерседес» чуть быстроходней…

— Твоего Дуль-Дуля?

— Вот-вот. Когда мы с тобой туда еще соберемся?.. В Хамкеты. При нынешнем положении с бензином…

Зазвонил телефон. Сэт сразу заговорил на адыгейском, и как я ни пытался отвлечь себя, чтобы разговора не слышать, все стало ясно мне еще до того, как друг мой положил трубку.