Мэтью Вайнер - Хизер превыше всего

Еще через день Карен устроилась на работу в благотворительный магазин при больнице на Второй авеню – естественно, волонтером, но на пять дней в неделю, пять часов в день, и ей дали ключ от входной двери. Положительные стороны работы проявились немедленно, поскольку весь остальной персонал был исключительно женским и в большинстве состоял из вылечившихся от рака. Эти женщины были или выглядели старше, поэтому мужчины, заходившие сюда, как правило, за чем-нибудь от Burberry, старались привлечь внимание Карен и пытались заигрывать с ней, стоило женам отвернуться. Магазин тоже извлек выгоду из ее появления, потому что уже через пару дней Карен стала главной покупательницей: ее опытный глаз радовали винтажные модели люксовых брендов, отлично сидящие на ее относительно молодой и спортивной фигуре.

Купленную одежду, украшения и сумки Карен оставляла в магазинной подсобке и примеряла в перерыве, прикидывая, понадобится ли подгонка, куда их надеть и насколько подходит очередная сумочка к ее новому псевдостаромодному стилю. Она испытывала неожиданное удовольствие от того, что занимается собой, поражалась, почему так долго не уделяла себе внимания, и убеждалась, что Марк даже не представляет себе, как ему повезло. Она – стройная, жизнерадостная, в отличной форме, и контраст между ее красотой и уродством Марка опять стал таким же ослепительным, как в день их первой встречи.

Прошла неделя с тех пор, как Марк наорал на нее, а его попытки извиниться были не более убедительными, чем его благодушие. Хизер, возможно, верила его лучезарной улыбке, однако Карен явственно различала и складки возле губ, и темные круги под глазами – свидетельства разочарования. Этой ночью она лежала в постели и думала о нем с сочувствием – он стал слабым и жалким из-за того, что направил все свои угасающие силы на борьбу с воображаемым врагом.

Возможно, она действительно организует этот сбор средств, а врожденная способность к состраданию, возможно, побудит Хизер подключиться к ученическому комитету. Карен была так рада, что ее подруга, которая скоро станет одной из многих, нашла идею совершенно гениальной и предложила поужинать вместе с ее мужем, адвокатом по разводам, который мог бы оказаться полезным в составлении плана действий. Пока Карен в темноте улыбалась сама себе, Марк вдруг проснулся, перепуганный и весь в поту. Она отвернулась от него, без малейшего сочувствия к нему, уверенная, что он внезапно осознал, что она сильная и становится все сильнее; ее ум сам собой оттачивается и без всякой натуги рождает новые, грандиозные идеи.

Утром Марк принял душ и пошел на работу, радуясь рутине и наслаждаясь текучкой, особенно приятной после мучительного сна, от одного воспоминания о котором подступала тошнота. Пробежка бы точно помогла, однако сил на нее не было. В голове постоянно крутились рабочий, лицо Хизер и, естественно, инсинуации Карен, но теперь он полагал, что нарочно думает обо всем этом, чтобы уйти от мыслей о реальном кризисе. Да, верно, с работой все зыбко, дома ремонт, однако все началось раньше, и, глядя из окна на силуэты Манхэттена на фоне неба, разрезаемые стальными скелетами строек и подъемных кранов, он проникался своим одиночеством. В один прекрасный день Карен перестала смеяться над его шутками и вообще его замечать, и тогда его аудиторией стала Хизер.

Марк сидел за столом, потягивая жидкий офисный кофе, и размышлял о том, что еще возможно в его жизни после того, как он вырастит этого ребенка. Разве он не пожертвовал своим счастьем ради семьи? Добровольно, само собой, – но теперь, когда они с Карен окончательно отдалились друг от друга, большинство мужчин на его месте подумывали бы, не начать ли все с чистого листа, с другой женщиной и с половиной денег, которая останется после развода. Хизер была свидетельницей их мучений и уже достаточно выросла, чтобы понять, что окончательное расставание родителей – лучшее из возможных решений. Тем не менее, несмотря на все механизмы цивилизации, облегчающие процесс развода и помогающие забыть о нем и идти дальше, Марк даже представить себе не мог, сколько сил понадобится, чтобы осуществить эту затею.

Для его отца, футбольного тренера, главными были физические показатели, и с того момента, как Марка впервые передернуло от жестокой драки за мяч, отец стал считать его трусом. Ну да, он боялся. У отца были огромные руки и непредсказуемый характер, и он не терпел поражений ни в чем, так что Марк привык быть битым и старался скорректировать свое поведение, чтобы избежать конфликтов с заведомо известным финалом. Надо было бежать, но не по кругу, не из дома и обратно, а из дома совсем, по прямой, пока не кончатся силы, пока тебе не останется ничего другого, кроме как начать все сначала, где бы ты ни оказался.

Перед обедом Марк решил зайти домой и переодеться для пробежки и уже на пороге кабинета стер в телефоне фотографию рабочего. Она вызывала у него отвращение и ярость, и, хотя совершить этот символический акт было приятно, оставался вопрос – можно ли в наши дни что-то стереть понастоящему.

Совершенно спокойный, он вышел на улицу, под пасмурное небо, и взмахнул рукой, останавливая такси; в носу пощипывало от первого морозца. Он подумал, что будь Хизер сыном, ничего подобного он бы не испытывал. Он также согласился с тем, что развод родителей нанесет ей серьезный вред, а одолевающие его иррациональные эмоции порождены недостатком сна и физической нагрузки.

Грядущие годы они с Карен наверняка, как и планировали, проведут вместе, каждый будет потихоньку тратить свои жизненные ресурсы, пока, согласно статистике, кто-то из них не останется в одиночестве. Заглянув в будущее, он увидел чьими-то стареющими глазами, как замечательно живет Хизер – адвокат или даже президент компании и что благодаря ему, своему отцу, она не закончит так, как его несчастная сестра, виртуоз голодания, которая так и не узнала, какая награда причитается за ее подвиг.

Марк захлопнул дверцу такси и с облегчением увидел, что строительная бригада на обеде, но по пути к лифту заметил, что швейцар отлучился, а рабочий сидит на радиаторе отопления, смотрит в телефон и пьет – предположительно алкоголь – из бутылки в бумажном пакете. Пока Марк ждал лифта, его решимость ни на что не обращать внимания свели на нет зашевелившиеся на затылке волосы. Он обернулся как раз вовремя, чтобы поймать на себе пристальный взгляд рабочего.

Контакт был кратким, но исчерпывающим, и Марку показалось, будто его кишки провалились вниз, словно он вот-вот обделается, не сходя с места. Теперь ему было совершенно очевидно, что в их вестибюле находится животное – равнодушно-голодные глаза под тяжелыми веками, ссутулившееся, сжатое как пружина и готовое к прыжку тело. У Марка оборвалось сердце, когда он подумал, что это существо так и будет ошиваться у них на пороге, неспособное насытиться ничем, кроме его, Марка, ребенка.