Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Это не правда! Я в рот не беру.

— Это ты будешь завтра доказывать.

Поднялись и Макс, и Абрамчик. Абрамчик брезгливо поморщился и сплюнул.

— Постойте, пацаны, постойте, — Ваня схватил Мусю за руку. — Я понял. Я совершу поступок. Я пацан. Я не минетчик.

— Ты понимаешь, что ты должен совершить? — Муся высвободил свою руку.

— Понимаю, конечно, понимаю. Я поступок должен совершить.

— Как ты считаешь, Никаныч, биолог наш, хороший человек?

— Ну, я не знаю, наверное, хороший, я не знаю… Мне он ничего плохого не сделал.

— А слышал, что про него говорят, что он гомик?

— Слышал… Но разве это правда?

— Это правда… И, по-твоему, хорошо, что биолог наш — гомик?

— Я не знаю… вообще-то… плохо, наверное.

— Чего ты отвечаешь: «я не знаю», «наверное»? Отвечай, как надо, — рявкнул Макс, отвесив Ване приличный подзатыльник. — Чего ты мнешься, ты меня уже достал!

Спрятав голову в плечи, Ваня сел на лавочку, и сжался, точно воробей от холода.

— Отвечай, — Макс размахнулся.

— В общем-то, не очень.

— Не очень?!

— Нет, я, конечно, не так выразился, — плохо, конечно.

— Плохо?

— Ну, я не знаю, как еще сказать…

— Сказать надо так: убить его надо.

Косо глянув на звереющего Макса, Ваня поторопился:

— Конечно, правильно, его убить надо. — И поднялся со скамейки.

— Сядь, — приказал Макс. — Убьешь Никаныча — долг простим, не убьешь — за тобой штука баксов… — и, размахнувшись, Макс кулаком въехал Ване в грудь.

Повалившись на землю, глубоко дыша, Ваня еле выдавил:

— За что?!

— Чтобы помнил. Пиши расписку.

— Какую расписку?!

— Опаньки, — развел Макс руками, — а деньги кто, я, что ли, должен? Встань.

Ваня встал, и крюком, с левой, Макс въехал кулаком в Ванину печень. Сев на землю, Ваня, задыхаясь, заплакал:

— Не надо! Не надо бить.

— Садись, — предложил ему Муся и перевернул тот самый тетрадный лист, на котором велся счет, положил его перед Ваней. — Садись и пиши.

— Не понял, что ли? Садись, пиши! — Максов голос прозвучал более доходчиво.

Поднявшись, Ваня сел за стол, взял авторучку и, всхлипывая, стал писать под диктовку Муси: «Я, Мамкин Иван, в честной игре проиграл Абрамову Дмитрию одну тысячу долларов. Отдам в течение трех дней. Если не отдам, то я отсосу у него, и он трахнет меня в жопу».

— Число и подпись.

— Вот и мило, — бережно свернув лист, Муся положил его себе в нагрудный карман рубашки, сел напротив Вани.

— Не плачь, ты же пацан. Замочишь Никаныча, расписку верну тебе.

— Меня же посадят.

— Да, брось ты. Скажешь, что он тебя домогался — мы подтвердим, и никто тебя сажать не будет, а наоборот, героем сделают.

— Правда?

— Конечно, правда, истинная правда.

— Ну, что, пацаны, — обратился Муся к остальным, — в козла, в дурака?

— В секу, — первым пискнул Абрамчик.

— В се-э-эку-у-а-ха-ха-а, — смехом взорвался Макс.

— В секу, в секу, в се-е-е-ку, — на перегонки блеяли, визжали, стонали Макс и Абрамчик. Муся, лишь беззвучно улыбался, а Ване хотелось вновь разрыдаться… Но нет. Он теперь крепился. Нельзя ему было плакать, никак нельзя. Пацан он, и поступок должен совершить. И думал он примерно об этом, но думал как-то сумбурно, хаотично. Мысли его, то забегали вперед, и Ваня уже видел зарезанного Никаныча; то выдавали желаемое за действительное, рисуя поверженного Абрамчика с пачкой денег в руке, стоявшего перед Ваней на коленях, протягивавшего ему пачку денег и ревущего: «Я больше не буду играть в карты, забери все мои деньги, а я пойду в тюрьму»; то беспощадно возвращали Ваню в настоящее. И здесь, во всей красе, представало счастливое лицо Абрамчика, петухом оравшего: «В секу-ка-реку».

Ваня отнесся ко всему очень серьезно. Теперь он был обязан совершить «поступок», и то, что рядом с ним сейчас весело смеялись и хохотали, Ваню даже злило. Ему через три дня человека убивать, а они ржут тут, сволочи.

— Я пошел, — Ваня поднялся из-за стола.

— Не-не-не-не, никуда не пойдешь. Вместе пойдем, — задержал его Макс.

— Я никуда не убегу.

— Само собой, — согласился Макс, но продолжал удерживать Ваню за руку.

— Отпусти меня, мне нужно готовиться. У меня три дня, а у меня нет ничего, даже ножа. — Тон Вани был слишком убедителен. Абрамчик перестал смеяться и, слегка растерянно, глянул на Мусю. Он совсем не ожидал, что все окажется так серьезно. Он, по правде, и не думал, что Ваня Никаныча убивать станет. Поиздеваться и только, вот, собственно, и все Абрамчиково желание. А тут, вона, как все слагается.

Убийство для Димы Абрамова было чем-то таким воздушным, неосязаемым. Конечно, классно будет, если Ваня возьмет и замочит Никаныча — это классно… Но… если сейчас… реально… поставить перед Абрамчиком Ваню с ножом, режущего Никаныча… Абрамчик первый заорет: «Помогите», — или в обморок упадет. Между мечтой и реальностью у Димы Абрамова была очень четкая граница, хотя сам он об этом никогда и не задумывался.

— Ладно, — выкрикнул Абрамчик, — готовься. Ножечек-то заточить сможешь?

Ваня посмотрел на него спокойно, даже устало:

— Смогу, — ответил он. — Макс, отпусти. Пойду домой.

— Да, никуда ты не пойдешь! — обиделся спьяну Абрамчик.

Его в самом деле обидело Ванино поведение. Если бы он сам отпустил Ваню, тогда другое дело, тогда пускай Ваня идет готовиться. А то Ваня, видите ли, по своей воле решил уйти. Так Абрамчик не договаривался. Ему хотелось еще, чтобы Ваня ползал, потер свои колени, чтобы Ваня рыдал. Бился головой о землю, Абрамчика просил о пощаде. А он, гад, вот так просто берет и уходит готовиться.

— Никуда ты не пойдешь, — добавил Абрамчик. — Ты мне деньги должен. Штуку. Так что никуда ты не пойдешь, а будешь сидеть здесь, пока я сам тебя не отпущу. Вот, когда я отпущу тебя, тогда ты можешь идти, а сейчас, пока я сам этого не захочу — во! — никуда ты не пойдешь, — и Абрамчик высунул Ване маленькую толстенькую дулю. Растерянный Ваня замер в непонимании.

— А я здесь причем? — вымолвил он уже не так решительно.

— А притом, раз проиграл, сиди и жди. Вместе пришли, вместе и уйдем, — и, довольный собой, Абрамчик закурил.

Ваня вернулся за стол.

— И когда же я буду готовиться?

— А когда я скажу. А захочу, без подготовки пойдешь. Тоже мне, готовиться собрался. Да, чего там готовиться: подошел, ножом в сердце — на, получи, сука — и все. Все просто. Я бы его и сам замочил. Руки не хочу марать.

И вообще, всех их мочить надо: и директоршу, и математичку, и литераторшу, сучку старую. Всех мочить, все они педерастки. И вообще всю школу взорвать вместе с учителями, и тогда будет кайф.

— Я школу взрывать не буду, — буркнул Ваня.

— Кстати, — Абрамчик пьяно уронил кулак на стол, — школу взорвешь вместе с Никанычем…

— Да пошел ты, знаешь куда, урод лопоухий.