Николай Пономарев - Точка бифуркации

– Ну вот, – сказал Стас Игоревич, – первая морковка твоя. Приходите осенью, пионеры.

Дела на сегодня закончились.

– Побежим? – спросила Марина, когда мы пообедали.

– Куда?

– Нет разницы, мы же в Цветнополье.

– Тогда пойдём ко мне на дачу, – предложил я и на всякий случай заверил: – Это близко, и мамы там нет.

С собой у меня не было термоса с кофе, печенье мы забыли на столе. Подкрепимся на даче травками, если будет нужно.

В середине мая люди только начинают привыкать к лету. Можно ходить в одной футболке, но после зимних курток так – неуютно. Поэтому сверху надевают джинсовый тёмно-серый пиджак, как на Марине, или жилет со множеством кармашков, как на мне. В двадцать пять в них жарковато. Я, между прочим, предлагал Марине понести её пиджак, но она отказалась и стойко терпела. На аллее не выдержала и сняла, оставшись в тоненькой футболке.

Водопровод ещё не подключили, но у нас есть колодец. Из него мы не пьём, но для весеннего полива он хорош. Или если нужно смыть пыль и пот. Что в первую очередь мы и сделали. Я хотел снять с себя футболку, но постеснялся, несмотря на неплохую физическую форму, рельефа телу недостаёт.

– Здесь красиво, – сказала Марина, осматриваясь.

– Да, – согласился я, – у мамы талант устраивать красоту.

Пусть крокусы отцвели, зато распустились тюльпаны, собирались цвести ирисы и водосбор. Я показал крышу ящика под навоз, поросшую тимьяном и мятой, альпийскую горку, стену, увитую лимонником, и стену, где летом вырастут вьющиеся розы. Пусть один вид роз вымерз, зато японский клён и конский каштан перезимовали неплохо.

– У твоей мамы тоже лёгкие руки, – сообщила Марина.

– Когда как, – я вспомнил, сколько посадок было сделано зря. – Вот в этом году куст гуми замёрз.

Дачный дом всегда запирался, а ключи мама забирала с собой. Прийти в голову, что я отправлюсь на дачу без неё, не могло никому, в первую очередь мне. Хорошо, что шезлонги мы оставили в домике для инструментов, ключ от которого всегда был на даче. Пусть отец и запинался о них, зато сейчас очень пригодились. Поставили на площадку, которая специально планировалась для отдыха и танцев. Здесь в следующую пятницу мы с Янкой обязательно покажем что-нибудь из последнего выступления. Вжик хоть и видела, но не всё, да и остальным будет что оценить.

– А тебе здесь нравится?

– Да, – ответил я. – Особенно с тобой. Вообще, мне здесь часто приходят в голову песни. Смотрю в небо, как бегут облака, и вместе с ними в голове начинают бежать строчки, а в строчки встраиваются слова. Всё это сплетается, и можно подбирать музыку.

Рядом можно сидеть бесконечно, но всё же людям нужно пить, да и Марина могла проголодаться. Можно сходить в киоск на остановке, но ходу почти километр. Поэтому я нашёл в домике для инструментов котелок, отец иногда готовил на открытом огне, для этого устроили в дальнем углу площадку с кострищем. Набрал воду из колодца, если её прокипятить, то мы не станем козлятами. Развели огонь и, как юные маги, начали искать ингредиенты для питательного зелья. В чай я положил молодые листья лимонника, бадана и недавно взошедшей лапчатки. В суп наломали стеблей ревеня, нарвали листьев кроваво-красного щавеля, прятавшуюся у забора крапивку и любисток. Я хотел сунуть топор, но Марина остановила. Без топора получилось неэстетично, да и есть этот склизкий, кислый суп не слишком вкусно. Мы его выплеснули в компост, надеюсь, дождевые черви будут довольны. Зато чай, в который мы ещё и мяту добавили, получился замечательным. Жаль, точный рецепт не на чем было записать, я потом долго подбирал вкус, всё лето, да так и не подобрал.

Когда возвращались, Марина вдруг схватила меня за руку и рванула на юг, за остановку, туда, где небольшая роща. Мы остановились в самом конце, там, где в феврале был наст, потом всё залило весенней водой. Теперь тут стало сухо и пробивалась короткая весенняя трава.

– Тима, побудем ещё немного здесь, – попросила Марина.

Она впервые назвала меня Тимой.

– Хоть всю ночь.

Я сел на искривлённый, пригнутый к земле берёзовый ствол, а Марина упала на траву, раскинув руки, и закрыла глаза. Расстёгнутый тёмно-серый пиджак разметался в обе стороны. Хотел сказать, что земля ещё холодная и так можно простудиться, да и клещи в траве могут ползать, но, кажется, сейчас это было не важно. Слез со ствола и сел рядом на колени. Прикоснулся к умиротворённо-счастливому лицу Марины, её ресницы от прикосновения чуть дрогнули. Мысленная монетка, смысл в которой вдруг исчез, звякнула, упала на ребро и закатилась в глубины подсознания. Я понимал, что если прямо сейчас нарушить поставленное на первой прогулке первое условие наших встреч, то ничего за это не будет. Но я просто сидел рядом. Впереди у нас были три летних месяца. Успею. Темнело, и, пока солнце совсем не скрылось, я всё смотрел и смотрел на Марину, в тоненькой футболке лежащую на майской траве. И, кроме нас, никого. Лишь дрозды выискивали здесь былинки для гнёзд да посматривали на нас, вдруг есть что и для них. Но у нас было только друг для друга. А потом дрозды улетели спать.

В эту ночь мне приснилась Марина. Мы стояли в саду, где по деревьям скакали белки, на поляне пробегали косули и из-под ног вылетали дрозды и куропатки. В пруду плавали золотые рыбки, можно было зачерпнуть воду и смотреть, как струйкой она выливается из пригоршни. Трава росла густая, и, очевидно, её постригли, может, специально для нас. Мы сидели на земле нагие, и мне запомнились не только запахи и шорохи, но и ощущение своего тела. Чувство переполненности…

В понедельник Вжик сказала, что у меня математический склад ума и я должен просчитывать все варианты. Если собрать её, Марину и Янку, то обязательно кому-то будет неуютно. А так дни рождения не празднуют. Будет лучше, если мой день рождения я вообще проведу только с Мариной. Можно подумать, что, когда мы собирались у Вжик, среди толпы коллег по бизнесу её отца, всем было уютно. К тому же мы всё обговорили на Новый год, и зачем переигрывать заново – непонятно. К удивлению, Вжик поддержал Валерка. Сказал, что вообще-то она права и если устраивать праздник, то у гостей должна быть элементарная совместимость друг с другом. К счастью, на мою сторону встала Мурзя, иначе неизвестно, чем бы этот демарш закончился. Хорошо, что она всегда за движуху. Вдвоём мы уговорили Валерку отказаться от забастовки. Но Вжик так и осталась в сомнениях.

Полетела последняя учебная неделя. В смысле, настоящая. Потому что последние несколько дней мая к учителям ходили только те, у кого оставались долги. Тем более что начинались государственные экзамены в девятом и одиннадцатом классах. Хорошо учиться в десятом – на тревоги девятиклашек можно смотреть снисходительно, а проблемы выпускного класса ещё не волнуют. В пятницу, двадцать пятого, почти все получили годовые оценки. Долгов у меня не осталось даже по истории и английскому. Я вполне справедливо получил по этим предметам четвёрки. Валерка вышел круглым отличником, подтянув физкультуру, Вжик поставили четвёрку по химии, Мурзя заработала пятёрку не только по английскому, но и по химии, биологии и литературе, что для неё стало прорывом.