Нгуен Туан - Тени и отзвуки времени

Кхэу боком протиснулся в узкую дверь и спустился на дорогу. Несмотря на позднее время, во многих домах горел свет. Он решил прогуляться перед сном. За освещенными окнами стрекотали швейные машинки, и казалось, перекличке их не будет конца. Снедаемый любопытством, он заглянул в три-четыре дома, притворившись, будто приценивается к шитью. Но ему везде отвечали примерно одно и то же: «Нет-нет, мы сейчас заказов не принимаем. Работы набралось чуть не на полгода вперед. Сами видите: шьем форму для ополченцев, не ходить же им нагишом!.. Да еще срочных заказов куча — командиров обшивали. Говорят, они скоро будут делегацию из-за границы принимать. Пощупайте-ка, сукно — первый сорт… Сидим за машиной, не разгибаемся день и ночь, — в глазах темно. Вы уж не обессудьте, товарищ…» Стрекот машинок оживлял не спящую среди ночи улицу. Кхэу припомнил вдруг, как в сорок пятом трещали на каждом углу швейные машинки: люди шили, подрубали, вышивали знамена и транспаранты… [174] Имеется в виду лето и осень 1945 года, когда по всему Вьетнаму происходили массовые демонстрации. 19 августа революция одержала победу, 2 сентября была провозглашена республика.

Еще в нескольких домах за углом горел свет, но там было тихо. В окнах виднелись силуэты людей, низко склонившихся над работой. Здесь размещались мастерские резчиков по дереву, графиков, резавших доски для эстампов и плакатов. Под лезвием инструмента в мягком упругом дереве рождались узоры, словно нарциссы, расцветающие к Лунному новому году.

На другой стороне улицы горели лампы в артели художественной вышивки. Женщины сидели рядышком на скамейках, и сновавшие в их пальцах иглы выводили на алом шелке золотые звезды.

Вернувшись в дом старика (храп его слышался еще издали), Кхэу улегся на застланную циновкой лежанку, но долго не мог заснуть. Перед глазами его теснились краски и образы переполненного событиями дня. В ушах у него долго еще звучали голоса, приглашавшие, если ему придется снова побывать в этих краях, обязательно заглянуть в харчевню «Свежесть». А за стеною по-прежнему стучали по камням кованые башмаки. Скрипели повозки, проползая через город, в котором не уцелело ни одной кирпичной стены. И Кхэу, одолеваемый бессонницей, стал прикидывать, как он, вернувшись в горы, расскажет обо всем товарищам.

Едва он забылся сном, как тотчас заголосили петухи. Закашлял старик. Потом где-то послышался низкий вибрирующий гул. Кхэу присел на лежанке и огляделся.

— Спите спокойно, — негромко сказал старик. — Француз не посмеет прыгать сюда с парашютом. Это гудят вагонетки. Рабочие повезли уголь.

Снаружи, за притворенными ставнями, все шли и шли по дороге люди, ехали кони, не ведая отдыха и сна.

Давно уже рассвело. Кхэу сидел, прихлебывая кофе из чашки, и не отрываясь глядел на шоссе. Он заметил: у прохожих, всех, без исключения, из карманов рубах и гимнастерок, из-под клапанов на кармашках вещмешков и кожаных крышек планшетов торчали блестящие колпачки автоматических ручек и карандашей.

Мимо харчевни «Свежесть» проплыли на коромыслах вереницы плетенок с бамбуковыми опилками и толченой корой аквилярии [175] Аквилярия — орлиное дерево, из коры его изготовляют бумагу. . Блики утреннего солнца дрожали на белых прямоугольных плитах литографских камней, их тащили на плечах шагавшие чередою носильщики в коричневых штанах и рубахах. Кэу подумал, что все это, вместе взятое, — сырье для бумажных мастерских, литографские камни, письменные принадлежности и люди, идущие в быстром, уверенном ритме, — все это похоже на заранее поставленную динамическую композицию. Как бы ее только назвать?.. «Шаги прогресса»?.. Нет, лучше, пожалуй, «Шаги просвещенья»…

Кхэу почти не курил. Но сигаретные пачки с зажигательными названиями «Бакшон» [176] Бакшон — город и уезд в провинции Каоланг во Вьетбаке, население которого в 1940 году восстало против колонизаторов; шли здесь бои и во время Сопротивления (1946–1954 гг.). , «Блокада», «Штурм», «Атака» не оставили его равнодушным. Он, не затягиваясь, выпускал изо рта клубы дыма и любовался игрой солнечных зайчиков на асфальте. «Да-а-а, — думал Кхэу про своего отставшего друга, — пожалуй, мне его не дождаться…» Он надел на плечи вещмешок, распрощался со стариками, поклонился Винь и, пошептавшись с маленьким Лаем, зашагал по дороге.

Проходя мимо просторного луга, раскинувшегося сразу за городом, Кхэу остановился, не веря своим глазам: солдаты в темных трусах и разноцветных майках гоняли по лугу звонкий кожаный мяч. По зеленой траве пролегли белые линии, размечавшие поле, в обоих концах его желтели прямоугольники бамбуковых штанг. Правда, в воротах не было сеток. Зато судья то и дело свистел в настоящий трехголосый свисток, помощник его бегал вдоль поля с белым флагом, и мяч то взмывал свечой в небо, то скользил, шурша, по траве. «Даже не верится, — думал Кхэу, — на четвертом году войны вдруг увидеть футбольный матч. Я и думать забыл о футболе, а когда-то ведь жить без него не мог. Да, жизнь берет свое. Прав был старик: скоро французу конец!..» Зрителей набежало довольно много. За неимением трибун им приходилось смотреть игру стоя; зато вход был, как говорится, «свободный»… «Эх, — пожалел Кхэу, — знай я наперед про такое дело, взял бы с собой Лая. Мальчик, поди, и мяча-то в глаза не видел».

Кхэу составил для себя на сегодня строгий «график движения», и времени вернуться за мальчуганом у него не было. Но он дал себе слово в следующий раз непременно уговорить старика, чтобы тот отпустил с ним мальчишку: пусть поживет немного у них в части, народ там хороший; на мир поглядит, книжки почитает, а главное — прикоснется к настоящему делу…

Крохотный поселок у перекрестка дорог. Кхэу назначил здесь свой первый привал. Движение на шоссе по-прежнему самое оживленное. Катят вереницею грузовые велосипеды [177] Грузовые велосипеды — во время войны Сопротивления были одним из распространенных транспортных средств. К раме велосипеда для укладки груза присоединялись деревянные или бамбуковые перекладины; вел велосипед за торчавшую вбок рукоять шедший рядом человек; такой велосипед перевозил до трехсот килограммов груза. , шагают носильщики, мелькают рюкзаки, мешки из сыти, коричневые тюки. Кхэу шел по обочине, обсаженной высокими деревьями. «Еще двадцать деревьев пройду, — решил он, — и передохну немного».

Но тут внимание его привлекла столовая. Здесь же, в «зале», торговали книгами. «Вот это да! — восхитился он. — Ценная инициатива: рядом пища плотская и духовная. Выходишь из заведения прямо-таки гармонической личностью…» Да и выглядел этот «пищеблок» весьма необычно: фасад оплетен колючей проволокой, от самого входа разбегаются окопы.