Евгения Овчинникова - Иди и возвращайся

Растушевав фон рисунка, я потерла руки крошечной влажной салфеткой, но только размазала грязь. Оделась, взяла самокат и вышла из блинной.

На улице снова хмурилось. Тьма готовилась хлынуть дождем. Было неприветливо, страшно, неуютно. Я гнала самокат к набережной. И, проезжая мимо бывшего маминого НИИ, поняла, что бессознательно всю неделю кружила у этого мрачноватого дома. Тополя из внутреннего дворика тянули хищные ветки вверх, касались неба. Крючковатые лапы покачивались, вот-вот они нагнутся и схватят меня.

На переходе напротив особняка я слишком сильно разогналась и, когда дверь супермаркета вдруг открылась, не успела затормозить и на всей скорости врезалась в выходящего оттуда мальчишку. Он ударился о стеклянную дверь и упал на асфальт, я с самокатом рухнула набок рядом с ним. Сто одежек защитили меня от удара. Мальчишку, видимо, тоже.

– Ты не сильно ушибся?

Он только молча глядел на меня.

– Я не сильно тебя ударила? Извини, не успела затормозить, ты так быстро шел.

Мальчишка фыркнул и стал отряхиваться.

– Я живу тут, за углом. Можем зайти ко мне и тебя почистить… – Мне было очень неловко.

Он наконец заговорил:

– Ничего страшного, со мной всё в порядке.

Откинул капюшон, и я увидела, что никакой это не мальчишка, а Мира.

– Не узнала меня?

– Из-за капюшона.

Мы вернулись в блинную. Толпа, вечно сбивавшаяся у кассы в конце рабочего дня, поредела. Повара двигались медленнее, движения кассира были не такими дергаными.

Я рассматривала Миру. Обычный питерский подросток: худая и бледная, серая куртка с капюшоном, кроссовки и рюкзак. С одним отличием. Темные, почти черные глаза изучали меня очень внимательно и как-то цепко, от ее взгляда становилось не по себе. Они шарили по мне, по блинной и, казалось, запоминали каждую мелочь.

– Ты здесь одна? – спросила я. Насколько помню, тогда они жили в Купчине, а может, в Рыбацком – в любом случае, не в центре.

– Одна, – она смотрела в окно на здание НИИ.

– Гуляешь? – глупо продолжала я.

– Вроде так, – сухо ответила она, и я почувствовала себя еще глупее.

Тоже повернулась и поглядела на особняк. Он стоял таинственным замком, сквозь окна которого проросли деревья. Поверх высокой ограды – колючая проволока. Сейчас нарядный особняк в стиле барокко казался мне зловещим, словно отсюда, пробиваясь сквозь стены, росла наша с Мирой общая беда.

Дядя Леша. Они с мамой дружили с университета, учились на параллельных потоках и играли в одной команде «Что? Где? Когда?» – тогда я знала только эту сторону истории. В НИИ они оба работали в команде Вадима Петровича. За столько лет я даже не спросила, куда он исчез. Почему я о нем забыла? Почему родители ничего мне не сказали об его исчезновении? Где сейчас мама и ее старый друг?

Я припомнила, что начала видеть свое чернолапое чудовище за несколько месяцев до маминого исчезновения. Что это было? Я почувствовала опасность, которая угрожала ей и дяде Леше? Или это были мамины страхи, настолько сильные, что я ощутила их вибрации?

Я вспомнила, что Мира – она была на год младше меня – пару раз звонила мне после того, как мама исчезла. Я пропустила ее звонки, а потом не перезвонила. Мне стало стыдно.

– Я недавно узнала, что дядя Леша тоже пропал. – Я рассматривала пятнышки на столе.

– Никто ничего не сказал за столько лет?

– Нет.

– Я звонила тебе.

– Знаю.

– Ты ни разу не ответила.

Поверхность стола в одном месте бугрилась, словно от ожога.

– Откуда узнала, что папа тоже пропал без вести?

– Мы были у Вадима Петровича в воскресенье. Их коллеги рассказали.

Удивленный взгляд.

– Вы ходите к ним на вечеринки? Я ни разу вас не видела.

– Нет, я случайно встретила Вадима Петровича, и он пригласил меня и папу.

– Случайно… – повторила Мира.

– Ты знаешь, почему исчез дядя Леша? Что-то известно? Это связано с мамой?

– Вообще-то да. – Она снова странно смотрит на меня, словно удивлена, что я задаю все эти вопросы. Словно знает что-то, что знают все, кроме меня. – Ну я, конечно, тоже не знаю всего. Сначала мне вообще говорили, что папа уехал в командировку, и другую фигню. Вешали лапшу где-то полгода, пока я случайно не оказалась в ненужном месте в ненужное время. Ты знаешь, что их дела расследует один и тот же следователь?

– Клочков?

– Но что-то ты все-таки знаешь.

– Она присылает мне сообщения.

Мира сверлит меня глазами.

– Покажи.

– Не могу. Везде приписка «удали это сообщение». И я удаляю.

– Никому еще не показывала?

– Сегодня рассказала друзьям. Только они знают.

– Не нужно рассказывать никому. Сообщения с ее старого номера?

– Нет, эсэмэс, отправленные через интернет-сервис.

– Тогда это может быть кто угодно. Может быть, они пытаются выяснить, знаешь ли ты что-то.

– Кто – они?

Мира молчала.

– Ты не замечала последнее время ничего странного?

– Странно в последнее время примерно все.

– Например, что за тобой следят?

– Сегодня в школу приходил и рылся в моем рюкзаке какой-то высокий человек. Я подумала, что это мог быть дядя Леша.

Мира фыркнула.

– Опять этот высокий человек. Рылся в рюкзаке? Ты проверяла, ничего нового в нем не нашла?

– Нет.

– Дай сюда.

Она взяла рюкзак и тщательно его осмотрела.

– Где был этот телефон, когда он приходил?

– В рюкзаке, в кармане.

Она достала из своей сумки маленькую отвертку, будто только и ждала этого. Ловко вскрыла телефон, достала и протянула мне что-то крошечное с торчащими проводами.

– Что это? – растерянно спросила я, хотя и так было понятно.

– Жучок. – Она бросила его на пол и раздавила подошвой. – Не оставляй больше телефон без присмотра. И не болтай лишнего.

– Откуда ты знаешь про жучки?

Она пожала плечами так, будто это было обычным делом:

– Мы их находили раньше.

– Где находили?

– Да везде: в сотовых, в стационарном телефоне, когда он еще был. Один раз нашли в розетке в ванной. Я дернула за шнур и вырвала ее с мясом, а за ней выпал жучок.

Она собрала телефон, включила, проверила, работает ли.

– И его лучше запаролить. В следующий раз им будет сложнее, могут и не успеть все провернуть.

– Кому – им?

– Вадиму Петровичу и его помощникам.

– При чем он тут вообще?

– При всем.

– Откуда ты знаешь?

Она небрежно пожала плечами:

– Все знают.

– И папа, и Клочков?

– Разумеется.

– Но они ничего мне не сказали.

– Мы же дети. Нам не следует знать. Нам надо ходить в школу и думать об учебе.

Я вздохнула – быстро осознать не получалось.

– То есть сегодня приходил не дядя Леша.

– Я была бы рада, но вряд ли он вообще жив. Я смотрела статистику по пропавшим без вести, и там…