Олег Рой - С любовью

Пока синоптики обещают после жары торнадо и шквалистый ветер в Москве (уж не Воланд ли со своей свитой собирается снова заглянуть на Патрики?), надо воспользоваться моментом и пролететь над столицей. Хорошо быть духом, можно видеть, слышать, чувствовать сразу несколько миров. На набережной Тараса Шевченко, как на Патриках, ярмарка тел. Товар не оригинален, скорее, вторичен, и от этого потока продажных людей становится тошно. Но вот неспешно перемещаются по набережной двое мужчин, их никто не видит, потому что это тоже духи, которые летают, витают над миром и заводят разговоры. И я в них сразу узнал Тараса Шевченко и Михаила Булгакова. Рядом с ними тормозит черная машина, из нее выходят братки, а за ними – стойкие оловянные солдатики – охранники в черных костюмах, по всей видимости, от «известного» дизайнера, потому что выглядят настолько безвкусно, что баба Галя лучше сошьет. Телохранители с пистолетами выстраиваются в ряд. Стоят так гордо, словно охраняют египетского фараона. Шевченко – поэт и писатель, дух набережной, немеет, глядя на них. Братки курят кальян с девками. Охрана стоит на стреме. «Знаешь… – задумчиво произносит Тарас. – Я не могу понять одного: у нас военные действия начинаются здесь, на набережной? К чему весь этот пафос? Кому они нужны?! Если уж им и бояться смерти, то от вилки, которую воткнет ему проститутка прямо в глаз. Сколько прекрасных шпионок выходит из падших женщин!» – Тарас, как всегда, переходит на лирический тон. Писатель, на то он и писатель. Булгаков печально кивает в ответ головой: «На Патриках такая мода совсем недавно прошла. Раньше чинно шли два живота, а за ними семенили 14 мальчиков. Все они, как китайские болванчики, дружно делали вид, что следят за каждым прохожим и готовы броситься в любое окно кафе, как на амбразуру, только чтобы загородить своего шефа от меткого взгляда врага». Я же, Патрик, мечусь между ними и никак не могу понять, почему время так меняет людей, так кромсает их души на части, почему то, что раньше творилось в темных комнатах, вышло на такой яркий свет? Ну, были всегда проститутки, и развлекались с ними все, кому не лень, и поэты, к слову, тоже. Но двери в этот мир были закрыты, а не распахнуты настежь, как сейчас. Эскорт стал образом жизни, символом современного мышления. Трах и бах, что в кино, что в жизни. В какой момент мы официально перешли на рыночные отношения и возвели все это в моду? А может, наоборот, все стало четко и понятно? За ресторан, квартиру, машину, отдых отвечает мужчина, а женщина – за попу, талию и губы. Докурили, допили, доиграли братки и вместе с девицами направились в сторону черной машины. Тарас, Михаил и я, Патрик, смотрим им вслед и думаем: а не запустить ли снова Воланда вместе с этим вихрем в Москву? Бог, наверное, слишком милостив ко всем нам, вместе взятым. Нужен хлыст, который разгонит весь этот пафос к чертовой матери. После бури, говорят, воздух всегда чистый. Хотя бы на время. Хотя бы на лето.

Есть люди, которым от природы везет. Вот рождается кто-то с фамилией Ротшильд. И все. Этого вполне достаточно, чтобы жить в заботе ближайшие сто лет. Да, иногда будут любить только за фамилию, но это тоже особый вид любви, недоступный простым смертным. Ротшильдов в мире не так много, но все «жители» Патриков мечтают стать такими же успешными и богатыми. Как дух, я могу проникнуть в голову любого, услышать шепот мыслей, шорох чувств. Вот вчера залетел в голову одного известного банкира, который каждый вечер появляется на Патриках с новой девушкой. В руках у него миллиарды, а мысли тянут на копейки, настолько они ничтожны и глупы. С девушкой, с которой он сидел вчера, сегодня пытается познакомиться другой «бизнесмен». В голове его нет даже копеек, сплошная звенящая тишина. Сам он завалил свой бизнес, влез в кредиты и долги, а потом быстренько оформил банкротство и вышел сухим из воды. И вот по привычке пришел на Патрики. Стоит и смотрит на девчонку. Она как фуа-гра, деликатес! Тюнинг в лучших традициях Москвы. Верхняя губа обколота так, что утки в соседнем пруду принимают за свою, разрез на платье до трусов, тату со знаком «Ом» на левом предплечье. Типа она вся такая осознанная и просветленная. Просветление, правда, происходит где-то в области пятой точки, потому что сквозь платье просвечивает нижнее белье. И это тоже ее замысел, как и походка. Майкл Джексон нервно курит где-то на белом облаке, глядя вниз, на Патрики. Попа как маятник, туда-сюда, на ходу исполняет такой танец, что даже пес, бегущий по своим делам, остановился и посмотрел на это восьмое чудо света. Попа живет какой-то своей жизнью. Причем девица делает вид, что так ходит всегда, что за этим нет длинных часов тренировок. Стоит бизнесмен-банкрот и слюни пускает. А она может даже не поворачиваться, уже своим коротким «Ом» чувствует, кто на нее смотрит. Но она же, фуа-гра, уже не всем по зубам. По меню ее заказывают лишь те, кто не только хочет, но и может. Благосклонность таких красавиц стоит больших денег. Но мужчине сложно признаться самому себе, что по карману ему теперь только Макдак. Хорошо, что Патрик может немного ворожить. Сильный порыв ветра дал ему подзатыльник, мол, пора, вставай, уступай место следующему «Ротшильду». И он, тяжело вздохнув, решил пойти домой и без лишних эмоций заказать доставку на дом. И это я не про еду. А другой мужчина, который так же смотрел на нее и уже подсчитывал в уме сумму, тоже сегодня оставил ее одну за коктейлем. Он сегодня дважды выпил, вспомнил всех своих женщин – разных с одинаковой историей, когда на следующий день после знакомства оказывалось, что у нее именно сегодня – последний день аренды квартиры, оплаты учебы в институте, что надо шины сменить с зимних на летние и помочь маме купить дорогое лекарство… Все эти легенды он уже знал наизусть. Пошлю я ему солнце в голову. «Пойду домой, включу сериал и окажусь за кадром всех этих мыльных историй…» – подумал он, когда я вылетел из его светлой головы.

Иногда мне кажется, что люди вечность разрезают ножницами и делают из нее оригами. Странные поделки, брендовые подделки, современное искусство, на фоне которого даже «Черный квадрат» кажется мировым шедевром. Такое ощущение, что Аннушка каждый день проливает масло, и люди постоянно шлепаются в эту лужу, и им «сносит голову», иначе объяснить то, что происходит, я не могу. Как дух, я храню память всех поколений. Помню, как мужчины приходили на Патриаршие, занимали лавочки, открывали шахматные доски, расставляли фигуры и проводили время за игрой и разговором. Было что-то душевное во всех этих встречах. Сейчас в шахматы тоже играют, но правила – другие. Вместо фигур выступают сами люди. Мирское заменяется мерзким, чувства в людях превращаются в осадки. Вышел из машины мужчина на копейку с состоянием на миллиард. Такое ощущение, что мир слепил его из того, что было, из остаточных материалов, потому что нельзя быть на свете отвратным таким. У него скотское отношение ко всем, особенно женщинам. Он сколотил состояние, наворовал все, что можно, и сейчас сидит на Патриках в этих пафосных брендовых шмотках и взглядом короля рассматривает прохожих. А король на самом-то деле обычный королек. Попал по протекции на хорошее место и брал сначала конвертами, потом ящиками, чемоданами, квартирами. На столе три айфона, вдалеке – охранник взором ястреба наблюдает за ним, а у припаркованной машины закрыты тряпочкой номера, чтобы не платить 200–300 рублей за место. Его тут хорошо все знают, пожимают волосатую руку, а потом отходят в сторону и называют «последней тварью». Все понимают, что место в тюрьме – вот его бронь, а не столик в кафе. Но у него денег столько, что не только откупится, но и посадит туда всех, кто ему перешел дорогу. И сидит он, выбирает себе молоденьких девочек, больше ему в этой жизни ничего не нужно. Появляется рядом красотка с ногами-лианами, которая прошла «и Крым, и рым». Хотя «Крым» уже нельзя упоминать всуе. От нее за версту веет такой пошлостью, что даже канализационные сливы воспринимаются более возвышенно, чем она. И вот сидят друг напротив друга два гроссмейстера и начинают партию. Белое платье трепещет под ветром, первый ход сделан. Далее идет многоходовка с его стороны. Сначала он окидывает ее взглядом с ног до головы через темные очки, потом уже в открытую, прикидывает, сколько может стоить эта пешка. Она в это же время просчитывает следующий ход, складывает губы трубочкой и потягивает коктейль. Они оба – профессионалы, которые прекрасно знают правила игры. Ей нужно вытащить из него деньги, а ему хочется снять ее за коктейль. И скорее всего, оба уйдут ни с чем, потому что в ней нет наивности, в нем нет щедрости. «Шлюха», – подумает он, бросив на нее последний взгляд. «Не стоит» – ударение можно ставить хоть на «о», хоть на «и», смысл этого не изменится, – подумает она. Он поедет в другое место, «фикс прайс» ему ближе, она останется сидеть до победного. Богатые бедные люди, зачем вы сотрясаете такой красивый мир?!