Никита Немцев - Ни ума, ни фантазии

Арестовали Ленина в Санкт-Петербурге: он был тогда в гостях у БГ.

И снова в Мавзолей — томиться. Это было бы совсем невыносимо, если бы не Ося.

Со «смертью» дело было как: после покушения Каплан, несмотря на ожидания Троцкого и Сталина, Ленин не торопился помирать. А страной-то править уж не терпелось! Вот они и придумали Ильичу «болезнь», да отправили его в Горки, где попытались укокошить, — но Вождь оказался живучий парень (и везучий). Наконец, так им всё осточертело, что Вождя накачали опиатами в сверхдозах, отчего врачам показалось, что диагноз — смерть. Под шумок Ленина, конечно, «забальзамировали» и поместили в Мавзолей. Поначалу он пробовал брыкаться и плеваться, — но скоро понял, что ничего не остаётся, кроме как послушно играть мертвеца.

Но вот теперь — вечноюный и вечностарый Ильич снова шагал по площади, идя хоть бы и куда-нибудь. Хороша Москва зимой! Шагал и наслаждался колючим ветром и обвешанным гирляндой ГУМом.

В кармане у Ленина была тысяча рублей на пиво, которые он с боем выпросил у Оси. С несползающей улыбкой он искал заведение, где с ними можно было бы расстаться. У проходящей девушки Ленин спросил:

— Товаг’ищ, не подскажете, где здесь ближайшая пивная?

— Какой я вам товарищ? Я товарищиха! — возмутилась девица, хлопая своими бездумными ресницами и приспуская капюшон с мехом. Она не подозревала, что Ленин думал назвать её «товаркой», но остерёгся. — А пивных тут много, дядя. Хотя дорого всё — капец. Мне вообще в «Кружке» нравится. Раньше вот тут, в подвале была, но их купили. Есть ещё одна, но это на Чистых. Это туда. Вперёд-вперёд и налево. После метро.

— Благодаг’ю. И ещё — вы не подскажете годы жизни Ленина? Я запамятовал что-то. Мне для дисег’тации надо.

— Больной, что ли? — Скорый шаг унёс её прочь. Ленин пожал плечами и пошёл себе дальше.

Машины Ильинки множили слякоть на тротуарах, люди переставляли ноги, змеясь неоднородной массой, вывески заведений тут и там сверкали, а снег всё это дело — покрывал. Ленин — шёл.

Какой-то пьяный интеллигентик, звеня пакетом, бухнулся в снег. Ленин к нему подскочил и помог встать. Тот сказал: «Спасибо, сударь», — пошёл дальше и снова упал. Ленин его снова поднял и предложил проводить. Но интеллигентик благородно отказался и пошёл себе дальше. Ленин смотрел ему вслед. Вроде — не падал.

«Измельчал наг’од, — подумал Ленин. — С таким каши не сваг’ишь: ситуация даже хуже, чем в четыг’надцатом… А впг’очем — упог’ен…»

Ленин шёл по очужелой столице, глядел на угнетённый народ и пытался заговаривать с людьми. Но те — уносились по своим буржуйским делишкам.

Добрался до «Кружки», отряхнул снег, заказал три литра светлого, луковые колечки, колбаски и гренки со сметанным соусом. Когда он смотрел в меню — там были нарисованы банки с пивом. Обычные советские банки. А принесли в пластмассовой штуковине с краником. Ленину грустно стало.

Он подходил к мужикам самого пролетарского вида и спрашивал про себя — никто не мог связать двух слов. Тогда Ленин возвращался за свой столик и угрюмо пил пиво.

Заведение было очень даже кабацкое — с деревянными скамьями и огромными столами. Должно бы быть весёлым, — а хочется выть. А Ленин так хотел мира без воя!.. Но вышло вот что.

И мысль эта была даже горше дешёвого пива.

Начинался футбол, в зале сбилась приличная толпа. Мест не оставалось, и к Ленину подсели трое молодых людей.

Минуя пиво, эта троица крайне студенческого вида заказала сразу водки: по двести пятьдесят грамм на брата. Выпивая синхронно и строго раз в две минуты, они не запивали и не закусывали — только глубоко вдыхали кислые ароматы заведения. Когда пятнадцать рюмок были опрокинуты, они заговорили о политике.

— А я вам говорю: правильно Трамп сделал, что в выборах победил. У России шанс теперь есть! Главное, не просрать его, как всегда, — говорил один, в пальто разночинца, с причёской ёжиком и неправдоподобным носом.

— Ну ё! У нас русофобы же в правительстве. Бабла нарубить, бабла увезти — и всё. Нахера им сильное государство? — говорил другой, низенький толстенький; губы у него были ухмылочные.

— Как говорил Черчилль: политика это искусство возможного, — заключил из них последний, немножко всклоченный, с безумными глазами и с кольцом в ухе.

— Вообще-то, Бисмарк, — поправил разночинец.

— Ну и он, значит, тоже.

Ленин заглядывал им в лица и не мешал губам сложиться в улыбку. Вот она — инициативная молодёжь! Поколебавшись в нерешительности, Ленин всё-таки попробовал завести беседу, пока эти господа не заказали себе ещё водки:

— Извините, товаг’ищи, за нескг’омный вопг’ос… Но я услышал ваш г’азговог». А вы каких убеждений будете?

— Ну я типа монархист, — заявил разночинец.

Ухмыляющийся оказался либералом, а всклоченный — имперцем.

— Как жаль! Ни одного коммуниста… — расчувствовался Ленин.

— Да вы о чём вообще? Постленинский «совок» — та же самая монархия, только флаги другие.

— Ах, не напоминайте!.. — в сердцах бросил Ленин и, отпив, поставил кружку с пивом на стол. Троица взглянула на него с удивлением. Ну а Ленин — без всяких стеснений — рассказал им всю правду.

Некоторое время пятым человеком за столом сидела тишина. Она была озадачена и всё хотела задать какой-то вопрос. Но ухмыляющийся этого пятого прогнал:

— Гладко стелете.

— А я подозревал!.. — вставил всклоченный (вид у этого парня и правда был подозрительный).

— А можно спросить? — схватился тут же разночинец. — Вы когда революцию свою мутили, вы страну спасали или в мировой пожар щепки бросали?

— Да как сказать… У меня была мечта…

— Рай всем на халяву? Но это же лабуда. Вы сами это быстро просекли и стали расплачиваться шеями современников… «Сегодня» в унитаз смыть, а «завтра» из говна и палок лепить!.. Отличный план, батя! Просто не могу, какой отличный! — Разночинец отвернулся и подозвал официанта.

— Послушайте, молодой человек. Никто не говог’ил, что будет легко. Мой пг’ожект, к сожалению не удался — да. Но зато тепег’ь будущее можете постг’оить вы! Подни́мете людей на баг’г’икады… Я вас научу.

— Владимир Ильич, что-то мне подсказывает, что у нас с вами разное будущее, — говорил разночинец, всё ловя официанта. Его друзья охмелели совершенно. Разве ещё только всклоченный что-то соображал.

— Вла-а-адимир Ильич, а это врут или вы правда и Арманд — тю-тю и Крупскую — тю-то? — Всклоченный подпёр свою лоснящуюся щеку́.

— Ну… Кхе-кхе! Как сказать… — Ленин покраснел.

— Тупые у тебя какие-то вопросы. — Разночинец опять ввязялся. — Ильич, ты скажи лучше: пломбированный вагон был? Немецкое начальство было? И капитал забугорный? А?

— Не помню. — Глаза Ленина застыли испугом.