Никита Немцев - Ни ума, ни фантазии

— Давай туда? — Яша вёл её и следил за маршрутом. Большой Плесковский, Арбат. Они на крышу выбраться хотели, но их консьержка не пустила. Ханжа! Дом Лосева, Калошин переулок…

— Ты не расстроился? — спросила Вера ласково и тепло. Яша понял, что Вера самый лучший на свете человек. Не считая мамы, конечно.

— Нет, не расстроился, — ответил он весело и надбавил шагу.

Сивцев Вражек, дом 30, строение 4, дворик — сюда Яша Веру и вёл.

Она сразу это поняла. Яша смущённо зарывался носом в шарф и пинал камешек, расхаживая. А Вера глядела по сторонам.

Расправив плечи и медленно кружась на месте, она видела всё — и какая чёрная пустота возится в окнах, и какие хищные провода грызутся и мешают смотреть на бледный МИД, и как стыдливо встал поодаль «жигуль» со спущенной шиной, и какой красивый белый голубь в помойке шарится: и снег! снег! ложится, падает, идёт…

Яша подскочил к ней, покрепче обнял Веру — и закружил. Она хохотала и умоляла поставить её на место, хотя кружиться так могла бы — вечность. Но Яша послушный: он её отпустил, посмотрел в глаза и привстал на цыпочки от восторга. Яшин внутренний радист получил сообщение: тире, тире, тире! А Яша — поцелуй. Долгий, сладкий и холодный.

И вдруг, неожиданно — никто даже не заметил — весна повисла в воздухе. Снег грязно таял, ручьи устраивали гонки на асфальте, а солнце с тростью выходило на прогулки.

Разумеется, Яше необходимо было делиться своими переживаниями хоть с кем-то: вон, со школьным другом — Петько́м (этот взрачный детина учился на втором курсе меда).

Он обычно слушал так-сяк и тяп-ляп. Один раз Вера отказалась от прогулки — ножки разболелись; Яша позвонил Петьку́ и спросил, куда повести девушку, у которой болят ноги.

— К хирургу! — сказал Петёк и повесил трубку.

Но в воздухе висела весна, — и Петьку пришлось с этим мириться: довольно скоро у него тоже появилось, чем делиться с Яшей.

— В общем, её Аня зовут, — промямлил Петёк.

Хотя Петёк был очкарик, уже с приличными залысинами и ушами-оттопырками, а всё-ж-таки имел успех у дам (ещё в детстве все дворовые девчонки на нём висли). Но обычно, рассказывая о своих похождениях, он обходился без имён. Про Аню он говорил не как обычно.

— Она обалденная просто, — рассказывал Петёк, без охоты ковыряясь в пюре. — У неё шикарные бёдра — ты таких в жизни не видел, клянусь!

Они сидели в «Му-му» на Мясницкой.

— А как вы познакомились? — Яша уже доел пюре и подставил под щёки ладони, как можно незаметней радуясь за друга.

— Да на дачу с ребятами выехали, по шашлыки. Музыка, карты, прочий разврат. И вот с одной моей однокурсницей она приехала. Само изящество — в кардигане, блин. И пальцы такие белые-белые… С Одессы она.

— А какие у неё глаза?

— Глаза? Блин, Яш, не помню. Какая разница вообще? Она классная и не дура за воротник заложить — всех мужиков перепила и потом блевать таскала. Я из-за неё подрался даже, во! — Петёк продемонстрировал фингал. — К ней клинья какой-то мудак подбивал. Ну, я и ушатал. Ментов соседи вызвали, а Анька на них кинулась: да вы чё творите, да вы конституцию читали? Они ей спокойно так: тише, девушка, мы просто проверим документы, и раз претензий нет… А она: нет, а конституция? Рожи мне корчила, поддерживала всячески… Потом сумкой била — типа, что ж ты за животное такое!.. Короче… Да…

Петёк вздохнул, а Яша улыбнулся коротко. Рад-то он рад, но до чего же хорошо, что Вера не пьёт и на ментов не кидается!

Сессия, конечно, мешала встречам, но всё равно виделись. Набережные, парки, велосипеды. Тихая, единственная радость. Вера не очень-то о себе рассказывала: родилась в Могилёве, росла без родителей… Яша старался не расспрашивать. Готовясь к поступлению, работала в магазине: то ли чай продавала, то ли книжки. Или официанткой. Не важно!

Яша любил её провожать, хотя дальше ВДНХ почему-то не провожалось. Они обнимались у «Проспекта Мира», и она уходила в подземный переход. А Яша смотрел ей вслед и ждал, когда она обернётся.

Не оборачивалась.

Только лето настало, Яша вдруг осмелел: он решил познакомить Веру с родителями. Она, как ни странно, согласилась — всё-таки почти год вместе. Внутренний радист прильнул к аппарату: точка, точка, точка.

Тогда Яша совсем прихрабрился и сказал:

— Вера, но только… я еврей. — И покраснел (будто кого-то удивил).

Вера улыбнулась:

— Я тоже.

Знакомство не сразу заладилось. То дожди, то разъезды, то кота оставить не с кем. Наконец, вышло: торжественно и нелепо, в ресторане одном. Яша смотрел в стол и нервно тряс ногой. Вера с какого-то перепугу решила принести своё генеалогическое древо: всё показывала и рассказывала. Яшин отец Верой остался доволен и сказал, что она умничка. А матушка Яши цокнула и покачала головой: «Глаза у неё мутные».

Когда Яша рассказывал это, Петёк хохотал. Яша не очень понял.

— Да ничё такого, — сказал Петёк, отсмеявшись. — Просто Анька у меня отрицает холокост. Может, вас зазнакомить?

Яше немного надоело слушать про Аньку. Он спросил:

— А у тебя же летом будет практика?

— Угу. На «скорой» буду пахать. Алкаши, наркоманы, бомжи… Прелестная компания! — Петёк прихлебнул зелёный чай. Они сидели у Яши, но Петёк всегда приходил со своим чаем (очень дешёвым). — Да. Ещё ссорились тут с Анькой. Я там вроде как грубо ей сказал. А она — в слёзы, со мной не разговаривает. Я допытывался, в чём дело: не меньше часа, ё-моё. Тогда — соизволила. Грит, проучить тебя хотела, а потом вошла в роль и так жалко себя стало!.. Вот ведь шкодливая бабёнка…

Тут Яша кивнул и опять подумал: как же хорошо, что Вера не такая!

Конечно, виделись. Лодки, концерты, скамейки. Но как-то иначе Вера ему ручку подавала, не так узор плёлся по её плечикам. И даже благодушное солнце, и даже московские улицы — как будто им изменили.

— Я в Питер еду, — сказала она, когда они проходили по набережной Балчуга, держась одними указательными пальцами.

— Понятно, — сказал Яша. И подумал: «А я? А я?».

— Я всего на неделю. Подруга попросила помочь в съёмках.

Вера остановилась. Яша тоже встал и обернулся. Он внимательно разглядывал ямочку-ожог и её смущённый носик. Она встала на цыпочки и поцеловала его. Но внутренний радист — не получил сообщения.

Лето. Жара. Духота. Скука. И комары на шторы наседают… Все у Яши разъехались — все, кроме Петька.

— Ну ты не парься! — Петёк хлопнул Яшу по плечу. — Моя вон тоже куда-то уезжает. И вообще… И вообще… Ща, погоди. — Петёк ушёл в свою комнату (сидели у Петька) и открыл тупоугольным ключиком ящик, где лежали дневник и водка. Вернулся Петёк с бутылкой. Он улыбался. — Короче: у моей, кажется, кто-то есть.

— Да ты что!

Пока водка флегматично лилась по рюмкам, Петёк излагал. Короче, Анька на ВДНХ живёт, — Петёк её никогда не провожал особо, нахер надо? Впадлу! А вот недавно проезжал там со «скорой» — в пробке стояли, в общем, — видит: с мужиком каким-то идёт под ручку. Ну он что — пока не поехали, из машины выскочил: аккуратненько, в форме медбрата…