Стелла Прюдон - Дедейме

Ханна обхватила голову руками и стала ритмично водить ей из стороны в сторону, вперед и назад.

– Какое наказание мне бог послал! Чем я это заслужила? Она меня в могилу сведет, стакан чая мне не подаст на старости лет!

– Мама, а она тебе разве говорила, что хочет уйти к Зинке? – остановила ее причитания Эрке.

– Доченька, – Ханна сделала глубокий вдох, – ты что думаешь, я не вижу? Я уже много лет на этот свет живу. Мне ничего не надо говорить, у меня свой глаза же есть.

Ханна поправила выцветшую косынку и затянула ее в тугой узел на затылке.

Эрке закивала, как бы признавая свою ошибку.

– Ну давай я с ней поговорю! – предложила она.

– Если сможешь, узнай, кто ее настроил против меня? Рая? Я знаю, она меня не любит, злая она. Она гадюка, не знаю, как я могла такую гадюку родить? Могла сказать ей обо мне гадостей. – Ханна сделала паузу, ожидая реакции Эрке. Но та промолчала, поэтому Ханна продолжила:

– Поговори с Шекер по-своему, скажи, что мать умрет, если она себя так вести будет. Пусть она мать-отец слушается. Не та мать, что родила, а та, что воспитала. Скажи ей потихоньку, чтобы она не знала, что я тебя просила. У меня сердце болит, ночи спать не могу. – Ханна стала трясти халат в районе левой груди.

– Мама, ты только не нервничай, – заволновалась Эрке. – Ты таблетки сегодня принимала?

– А-а-а, – Ханна раздраженно махнула рукой, – мне что сейчас, до таблеток твоих? Мне сейчас проблемы надо решать, а не ерундой… – Ханна резко замолчала и приложила палец к губам, потому что за ними внезапно, как из ниоткуда, появился Гарик. Он стоял в белой майке прямо за Эрке и чесал живот.

– Доброе утро! – отчеканил Гарик. – Что тута за проблемы?

Ханна промолчала. Гарик вопросительно взглянул на Эрке. Он хотел быть в курсе всего, не пропустить ни одной, даже самой незначительной, новости. Но обе женщины знали, что ему ни за что нельзя доверять важных тайн, если только не хочешь, чтобы они стали достоянием всего города. Ханна поймала взгляд Эрке, а потом посмотрела на Гарика и засмеялась.

– Какие проблемы у меня, старой женщины? Пришла вот к дочери поговорить, потому что Натан ругался утром. – Ханна вздохнула.

– Да? – с интересом спросил Гарик. – А что такое, почему ругался?

– Цыган умер вчера, а мы ему не сказали. Закопали дети сами. А он узнал сегодня и ругал меня. Я сам, говорит, хотел его похоронить. Зачем вы, говорит, без меня такие вопросы решаете. Злой ушел, даже чай не допил!

– Правильно говорит! – Гарик достал сигарету из пачки. – Его собака, он сам хотел ее похоронить, а вы взяли и решили все за него тама.

Эрке знала, что матери неприятно присутствие Гарика и что та рассказала про Цыгана только для того, чтобы Гарик не искал в ее раннем визите других причин, и в который раз удивлялась и восхищалась ее дипломатическим способностям.

– Если бы он вчера узнал, он бы злой был весь день. Люди приходят к нему поздравлять, а он сидит злой. Какой был бы праздник? Лучше пусть сегодня злится.

Гарик зажег сигарету и затянулся.

– Я закурю, можно? – спросил он.

– Я кто такой, чтобы запрещать? – Ханна стала искать ногами скинутые тапочки. – Ну ладно, я пойду, не буду мешать.

Она встала.

– Мама, ты куда? – Эрке удерживала Ханну за руку.

Та помахала перед лицом, как бы изображая веер.

– Накурено, – сухо ответила она.

– Гарик! Ты зачем куришь при матери! Она же не выносит сигаретного дыма.

– А что, я спросил, она сказала – можно, – ответил Гарик, делая затяжку. – Сейчас потушу.

Он с усилием прижал тлеющий окурок к дну пепельницы и плюнул за изгородь в сад. Ханна сделала над собой усилие и улыбнулась. Эрке знала, что мать терпит Гарика только ради нее, чтобы не создавать дочери дополнительных проблем, и была ей за это очень благодарна.

– Эрке, где мои носки? – Гарик с хрюканьем втянул носом воздух. – И рубашка мне нужна, мне ехать надо! Неси давай быстрее и что-нибудь покушать мне тута сделай.

Эрке исчезла в доме, а Ханна пошла с тарелками снеди на летнюю кухню – отдельное кирпичное строение, изначально служившее гаражом. После того как во дворе появился навес из шифера, машины стали ставить на улице, а гараж переоборудовали под кухню: поставили плиту, кран, два больших стола, диван и телевизор. Именно здесь летом собирались женщины, и, взяв по шпильке, вынимали из белой черешни косточки и варили варенье. А зимой лепили пирожки и вели долгие, никогда не надоедающие разговоры.

– Чуй мисохи? [11] Что делаете? – Гарик вошел на кухню вслед за Ханной.

– Яичница какой делать? – спросила Ханна. – С помидорами или с картошка?

Гарик прищурил глаза, погладил густые черные усы, постоял несколько секунд в раздумьях, всматриваясь в лежащие на тарелке продукты, и только после этого ответил:

– С помидорами.

Ханна вздохнула с облегчением, когда он вышел из кухни, и принялась готовить и накрывать на стол. Она не любила Гарика и старалась по возможности избегать его присутствия. Перед ним она чувствовала скованность и не могла открыто говорить с Эрке. Если бы не людская молва, она никогда не выдала бы Эрке за него замуж. Ханна не хотела, чтобы люди сплетничали об их семье, и после развода Эрке с Симоном сделала все, чтобы у дочери как можно быстрее появился новый муж. Но выбирать не приходилось, мало кто из молодых мужчин согласился бы взять в жены разведенную женщину с ребенком. Ханне пришлось задействовать свои связи, чтобы найти дочери нового мужа.

Когда Ханна узнала, что у дальней родственницы, торговки коврами в Дербенте, есть неженатый сын подходящего возраста, она отправилась к ней. Преодолев сотни километров – машину вел Гаджи, опытный, проверенный водитель – на «Волге» с полным баком бензина и несколькими запасными канистрами, они очутились на пыльной проселочной дороге. Машина тряслась и подпрыгивала, лавируя между колдобинами, трещинами и засыпанными гравием глубокими ямами. Ехали трудно и медленно. Ханна то опускала окно машины, жадно глотая воздух, то закрывала его. Морщины забились пылью, а платок был уже мокрый от пота.

Справа и слева теснились глиняные хибары вперемешку с большими, из красного кирпича, помпезными домами за высокими заборами. Ореховые и тутовые деревья давали густую тень. Дети постарше забирались на деревья и трясли ветки, а маленькие ходили и собирали плоды в ведра. Сидящие на лавочках женщины провожали машину взглядом.

– Уже почти приехали! – Гаджи посмотрел на Ханну и сверкнул золотыми зубами. Он был из этих мест и говорил, кроме родного азербайджанского, на русском, даргинском и лезгинском языках. То и дело машина резко тормозила, он вылезал половиной туловища из окна, жал руки, обнимался и перебрасывался парой фраз со стоящими вдоль дороги мужчинами.