Павел Костюк - Красный Яр. Это моя земля

И в этой истории все бы сложилось ровно, если бы не моя Мора и ярко-огненный сын. Их глаза по-прежнему оставались чисты — они видели мир цветным. Нам нужны были подопытные, много людей. Нам разрешили засекретить испытания и задействовать людей без согласия. Мы искали рыжих повсюду. Мы взрывали поезда и топили корабли. Потому что инфекция (или что это) распространялась быстрее, чем мы успевали ограничивать и предупреждать.

Я назвал операцию «Морошка» в честь любимой. И хотя больше не видел рыжих волос, каждую ночь, обнимая жену в темноте, я вспоминал их цвет.

— Ты назвал операцию в мою честь, чур, я первая сдам кровь!

— Милая, нужно много крови.

— Ты же знаешь, быть донором полезно!

И хохотала, заразительно и звонко. И протягивала под иглу светлокожую, в веснушках, руку. Я становился на колени, прятал лицо, целовал теплую ямочку ладони и пальцы.

— Ты на службе, товарищ адмирал, — и она снова хохотала. С улыбкой смотрела, как игла входит в вену. С улыбкой показывала пальцем свободной руки на движение крови. — Смотри, сколько жизни! Смотри, сколько краски!

Я не видел краски. Я видел мир черно-белым. А потом забыл закрыть зажим, и мир полностью почернел.

Герда

— Они боятся воды, — Ленский окинул нас взглядом. — Намерения их непонятны, поведение — агрессивно. Выяснять, что им надо, нет ни возможности, ни желания.

Это люди, я знаю. Такие же, как и мы.

— Судя по патрулям, город принимает меры. А мы побудем здесь. У нас есть питьевая вода, продовольствие и топливо.

Человек с собакой ходил и дышал нормально. Но в считаные часы его не стало. Что он нашел на вершине свалки? Почему Урса его не узнала, рычала?

— Выходим на обследование острова с двух сторон, вдоль воды. Встречаемся через двадцать минут ниже по течению. Вместе возвращаемся, цепью чешем центральную часть. Паша, ты старший, бери юнгу. Герда со мной. Двери задраить. Собаку на поводок и на мостик для охраны.

И мы идем. Паша и юнга — в одну сторону, мы — в другую. А тот человек в электричке, который взорвал себя? Кто это был?

— Евгений, — Ленский останавливается и почти как Урса наклоняет ухо к плечу. — Простите… я хочу в туалет, — по лицу его пробегает тень.

— Вон кусты.

Ухожу с маршрута, погружаюсь глубже и глубже в зелень. Иду спиной, неслышно, по-кошачьи, не спуская с Ленского глаз: достаточно ли далеко, не заметит ли, как присяду? Расстегиваю робу, я не мальчик — не могу сделать это, открыв замок.

Удар под колени сзади, я падаю. Закричать бы. Но чья-то горячая сухая рука зажимает мне рот.

Ленский

Прошло пять минут. Десять. Я заволновался. Сначала бросился в кусты, но потом — пулей — на точку встречи. Налетел на Пашу, а он — на меня.

— Герда? — спросил и сразу все понял. — Вдохни. Выдохни. Идем за собакой. А потом — за девушкой твоей.

«Она не моя девушка», — подумал было я. Но стук сердца заглушил мысли.

Я беспорядочно тыкал марлевой маской в собачий нос.

— Нюхай, нюхай, где Герда?

Если вы не кинолог, как объяснить собаке, что именно надо искать? Но она, кажется, поняла. Подняла голову в небо, повела носом. Опустила нос к земле — снова повела. Бросилась прочь, вырвав из рук поводок. Мы неуклюжими широкими шагами помчались за ней. Вдоль воды, в кусты, в лес, петляя между деревьями, тяжело дыша — времени прошло мало, и след еще не остыл. Мы петляли, спотыкаясь, царапаясь о ветви. В груди зажгло, и я замедлился, переходя то на шаг, то на рысь.

Остановились. Вокруг зелено. Бирюзово. Лаймово. Лес издает шелест, чириканье, шуршание. Огляделись. Вверху солнце. Внизу корни, опавшая листва, иглица. По сторонам деревья и кусты.

Легкие болят. Урса пригнулась к земле и шла, крадучись. Я пошел за ней, замедляя движение и дыхание. Слушать лес и одновременно дышать не получалось.

Урса остановилась, и я увидел уходящую под землю дверь бункера.

Герда

— Я почти ослеп, но ты не поймешь. И я даже не знаю, какие звуки ты слышишь, когда я открываю рот.

«Урса!» — говорит человек с белыми глазами, и его мягкие серые руки плетут в воздухе невидимые нити.

— Я давным-давно один. Кристаллы разрастаются в телах, а потом… это же карбид, а здесь река… Все мои химики и бойцы погибли. Но я все еще ищу антидот. Поэтому мне нужна ты.

«Урса!» Вокруг человека летают, искрятся пылинки. По углам бункера пауки плетут паутину. Я сижу с заведенными за спину руками. Кажется, больше не придется никуда бежать.

— Мы так и не научились сортировать мусор, очищать воздух. А потом… эти биополимеры… Мы не успели ничего понять, мы сожрали сами себя.

«Урса!» Он издает такие звуки, потому что у него в горле кристаллы… А где, интересно, моя собака?

И она влетает в открытую дверь бункера, виляя хвостом, разевая пасть, напрыгивая, облизывая, скуля. За ней входит Ленский, каменеет, глядя на адмирала.

— Товарищ адмирал?

Вытягивается по стойке «смирно» и отдает честь.

— Капитан Ленский!

Человек с белыми глазами поворачивается на голос и отдает честь в ответ.

«Урса!»

И моя собака начинает рычать, лаять взахлеб, топорщить холку, верхнюю губу.

— У меня руки связаны, — говорю я и удивляюсь своему голосу, его отражению от бункерных стен.

— Я развяжу, — говорит Евгений.

Крепко берет мои запястья в свои. Вот теперь мне не сбежать. Вот теперь.

Кай

Мы вывели адмирала на солнце и, придерживая под руки с двух сторон, повели на буксир. Кристаллы ломались в нем, при ходьбе он шуршал и хрустел.

— Я так и не нашел вакцину, капитан, но видит бог, я искал. Я так хотел спасти человечество, что почти убил всех рыжих на Земле. А ведь они были единственными, кого не брала эта… хворь… Если бы ты мог найти моего сына, капитан. Если бы он мог меня простить… за Мору.

«Урса!»

И он шагнул в Енисей.

Вода вздыбилась, захлестнула берег острова. Жар и едкий запах смешались, как в аду. Я смотрел на бурлящую жижу и видел в ней Морошку. Молодого адмирала. Ленского, принимающего присягу. И пару оранжевых шкотиков, один из которых — у нас на борту. А второй…

Я вернулся в бункер. Достал второй шкотик и мотоциклетный зеркальный шлем. Надел его, включил тета-ритм. Закрыл глаза.

Начался дождь. Усиливался с каждой минутой. Косые сильные струи хлестали, чистили воздух и душу.

Вдох на восемь.

Выдох на восемь…

В 2018 году в Красноярске облагородили и обустроили хребет Гремячая Грива, снабдив его удобными тропинками, скамейками и всем тем, что делает отдых на природе комфортным. Гремячая Грива располагается в черте города, но при этом позволяет выйти из городского пространства и отвлечься от суеты. Вспомнить о том, что люди на протяжении многих веков были значительно ближе к природе, чем теперь. Экопарк «Гремячая грива» — комфортное и безопасное место для отдыха. Чистый лес, свежий воздух и выразительный природный рельеф привлекают любителей северной ходьбы. На создание придуманного рассказа вдохновила реальная история. В феврале 2018 года здесь был зафиксирован национальный рекорд. За 24 часа при температуре -30°С Дмитрий Ерохин прошел 118 километров 650 метров.