Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

– Да-да, а миллиарды осколков вазы, вдребезги разбитой об пол, снова взлетают и воссоединяются в нетронутое целое.

– Именно! Это кажется мне одной из характерных черт реальности, которую мы стремимся не замечать. В математике и физике задача трех тел демонстрирует, что невозможно предугадать поведение, к примеру, компонентов жидкости. Несмотря на свою бесчисленность, автономные частицы всегда будут выстраиваться в правильном и совершенном порядке, чтобы пройти сквозь ограниченный канал, а потом в кажущейся анархии обрушиться на берег. Это происходит из раза в раз, все дискретные части реальности обтесывают друг друга и в конце концов формируют целое: eppur si muove [34] И все-таки она вертится (ит.) . . Скажем так: иногда то, чего ты хочешь меньше всего, оборачивается тебе во благо, с течением времени непредвиденные события все-таки приводят к тому, что мириады жалких осколков соединяются в нечто безупречное, прекрасное, подлинное.

В ту же секунду полдюжины мотоциклов громогласно проревели по бульвару, и Жюль не смог ответить – они с Франсуа одновременно повернулись на звук.

– Полиция такого себе не позволяет, – заметил Жюль. – У них машины и помощнее, но ведут себя гораздо тише. Ненавижу варваров на мотоциклах. Девяносто процентов машин у них черные, одежда черная. В этих шлемах, полностью скрывающих лица, они похожи на гигантских космических насекомых, лишенных всего человеческого. Разъезжают повсюду, словно черные рыцари. Терпеть не могу рыцарей. Когда-то в детстве играл, наряжаясь в жестяные листы, но вообще ненавижу рыцарей.

– Даже сэра Ланселота?

– Даже сэра Ланселота.

– А я-то думал, такой ретроград, как ты, должен бы ими восхищаться.

– Восхищаться? Теми, кто всю Европу держал в рабстве? Я был бы на стороне крестьян, которые вышибали их из седла и добивали, пока те корчились на земле, как черепахи, в своих тяжелых латах.

– Что с тобой? Тебя недавно сбил мотоциклист?

Жюль мотнул головой.

– Тогда что за извержение вулкана? Это на тебя совсем не похоже. Хотя постой, – возразил Франсуа сам себе, – очень похоже, если вспомнить Софи.

– Какую Софи?

– Девушку – в ту пору, когда мы занимались фехтованием.

– О да. Я забыл ее имя. Припоминаю смутно.

– А я никогда не забуду. Такая хрупкая, ей можно было дать двенадцать лет, может, одиннадцать. И когда какой-нибудь мужик становился с ней в пару, мы были начеку. Это было для нас проявление отеческих чувств – слишком раннее для университетских студентов, но мы же хотели ее защитить.

– Пока не появился этот ублюдок… откуда он взялся, не помнишь?

– Не помню. И имени его не помню. Верзила такой, наносил удары, пока она не свернулась в позу эмбриона. И тогда ты, против всяких правил, впрыгнул между ними и, как будто это был не матч, а настоящая война, колол его, пока он не стал умолять тебя остановиться. Но ты не остановился . Нам пришлось тебя оттаскивать. Будь это настоящие клинки, ты бы его двадцать раз уже убил. А теперь-то что стряслось? Почему именно мотоциклисты? Ты же любил Стива Маккуина. Мечтал о «BMW».

– У Стива Маккуина куртка была коричневая. И шлема он не носил – его лицо все видели. Его мотоцикл увозил в безопасное и прекрасное место, подальше от нацистов, Стив не пытался подражать им [35] Имеется в виду «Большой побег» ( The Great Escape , 1963) – американский фильм Джона Стёрджеса со Стивом Маккуином, Джеймсом Гарнером и Ричардом Аттенборо в главных ролях, военная драма о побеге заключенных из немецкого лагеря, снятая по одноименной книге Пола Брикхилла, выпущенной в 1950 г. и основанной на истории реального массового побега военнопленных (1944). . Не притеснял, не ужасал людей. Вот и все. А в наше время все мотоциклисты, большинство, подражают нацистам: высокомерие, демонстрация власти, стремление подавлять и запугивать, получая от этого явное удовольствие. Ненавижу таких.

Франсуа помедлил минуту, набрал воздуха и сказал:

– Понимаю.

– И думаю, я расстроен. Я просто не знаю, что делать.

– Я тоже. Уже лет семьдесят.

– Да, но я влюбился.

– Ох, только не это, – сказал Франсуа. – Глупость какая. Пожалуйста, не надо. Будешь распевать, как безумец, пока не доешь суп. Потом медленно начнешь превращаться в индейку в трагикомическом фарсе. А когда примешься за салат, Жаклин вернется. К тому времени, когда тарелки опустеют, ты только пригубишь вторую кварту пива и, говоря со мной, на самом деле будешь умолять Жаклин о прощении. И будешь объяснять мне, обиняками конечно, что жизни, которую я сам для себя выбрал, не хватает целостности и зрелости, что твои нынешние отрицания и страдания гораздо легче, чем те, что ждут меня в конце. Ты скажешь: «Я люблю эту молодую женщину, но такая любовь невозможна и неприемлема, поэтому я позволю ей уйти». Но, Жюль, она, наверное, думает о тебе не чаще, чем о расположении ближайшего пожарного гидранта…

– Но она думает!

– О гидранте? Сомневаюсь. Скорее всего, она считает тебя ходячей египетской мумией. Твое воображение просто опьянено ею. У тебя нет вставной челюсти или огромного пуза, но пока она не видела тебя голым и не обследовала твою ротовую полость, девушка будет думать, что все именно так. Встав поутру, девушка не похожа на помятый мешок, так ведь? В отличие от тебя. У нее нежное дыхание, упругая кожа, сверкающий взгляд. Брось это дело.

– Я не понимаю. А сам-то ты?

– Я? Мне далеко до твоей формы. И я курю, слава богу. Да, идиот, знаю. Зубы в пятнах от вина. Я не осилю десять километров бегом. А ты, наверное, и сотню пробежишь.

– Тебя никто и не просит.

– Знаю. Так почему, как ты думаешь, я – этакая загнивающая потаскушка в мужском обличье (поседею чуток сильнее и стану похож на Колетт с фотографии Пенна [36] Колетт (Сидони-Габриэль Колетт, 1873–1954) – классик французской литературы, скандально прославилась на рубеже веков; с 1945 г. член Гонкуровской академии, с 1948 г. ее председатель. Здесь речь идет о ее фотографии, снятой в 1951 г. американским фотографом Ирвином Пенном (1917–2009), работавшим главным образом для журнала Vogue . ), почему я каждое утро просыпаюсь рядом со свежей, цветущей, плодовитой, очаровательной юной женщиной?

– Потому что ты – знаменитость… у тебя есть…

– Быть знаменитым необязательно. Богатство тоже пришлось бы кстати, но из-за алиментов и необходимости поддерживать детей у меня нет и этого. Разница между нами в том, что я не хранитель другой души. Жаклин всегда с тобой. Она ведь не совсем умерла, правда?

– Правда.

– Ты можешь любить ее, даже любя еще кого-то, но не оставаясь таким, какой ты есть сейчас. Ты более предан жене, чем священник Богу, Жюль. У тебя только одна жизнь, которая может так и закончиться ничем. Нельзя же быть настолько истовым в своей вере! А как же ты сам?