Борис Динерштейн - Тяжелые дороги жизни

25 апреля я был осужден на 10 лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима. После суда я стал знакомиться с уголовным делом. Меня конвоир из камеры сопровождал в служебную комнату, куда по необходимости приходила девушка из суда (будем ее называть секретарем). Она приносила мне уголовное дело из суда и присутствовала, пока я знакомлюсь с делом, дословно выписывая из дела показания участников судебного процесса. Прошел только час, как я занимаюсь с уголовным делом, вдруг секретарь говорит мне: «Хватит писать, у меня нет времени с вами здесь сидеть, вот наряд-направление, подпишите его, это будет означать, что я с вами была», — и протянула мне наряд- направление. Я взял эту бумажку и написал на ней время начала знакомства с делом, время окончания, число и расписался: «А зачем поставили время? Я просила расписаться только». Я ей ответил: «У меня дома такие же дочери, как вы, они хотят, чтобы папа был с ними дома, а то, что у вас нет времени сидеть со мной, лишает меня возможности выписывать из дела показания, чтобы не сидеть в колонии 10 лет». Мы распрощались, и охранник проводил меня в камеру. Вскоре в камеру охранник передал от адвоката записку следующего содержания: «Я с вашим уголовным делом досконально ознакомился, поэтому прошу вас просто прочесть дело и подписать протокол ознакомления с уголовным делом, чтобы не затягивать время». Я, конечно, возмутился, разорвал эту провокационную писульку и продолжал знакомиться внимательно с делом. После ознакомления с делом я написал в суд 10 поправок к судебному заседанию, ибо во время судебного заседания секретарь суда иногда неправильно записывала в протокол судебного заседания некоторые показания участников процесса. Обращает на себя внимание позиция адвоката, он убедительно просит меня не писать эти замечания, ибо их суд не утвердит. Однако я написал, ибо его отношение к делу вызвало у меня недоверие, и я перестал с ним контактировать, а из 10 поправок, направленных в суд, 4 были утверждены и впоследствии сыграли положительную роль для моего досрочного освобождения из мест лишения свободы. До сих пор вспоминаю одного конструктора, с которым познакомился в камере Бутырской тюрьмы, благодаря его грамотным правовым советам я через 5 лет вышел из мест лишения свободы.

6 мая 1972 года меня из Бутырской тюрьмы перевели в Краснопресненскую пересыльную тюрьму, где ожидал отправки в колонию.

12 июня 1972 года в судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР рассматривалась кассационная жалоба, направленная адвокатом, однако коллегия Верховного Суда РСФСР своим определением приговор Мосгорсуда оставила без изменения и жалобу без удовлетворения.

18 августа в 18 часов получил пайку хлеба, одну селедку, 2 чайных ложки сахарного песку и тронулся на этап: в 22 часа с Ленинградского вокзала тронулся поезд, увозивший меня через Калинин, Ленинград, Петрозаводск в Мурманск, куда я прибыл 26 августа в 4 часа (ночь), то есть был в пути 7 суток и 10 часов. А в 15 часов снова этап, и я прибыл 27 августа в 2 часа на станцию Княжая в поселке Зеленоборском. И только 28 августа в 11 часов я прибыл в колонию, где направили в отряд №1. Начальник отряда — младший лейтенант Кондалинцев; в 12-ю бригаду, бригадир — осужденный В. И. Ильченко. В этой колонии усиленного режима отбывали наказание отпетые уголовники и рецидивисты. Вот в такое «интеллигентное общество» наш «объективный суд» направил бывшего защитника отечества, фронтовика, трижды раненого, инвалида Великой Отечественной войны, многократно награжденного, не указав эти данные даже в приговоре суда.

В колонии было 2 зоны: жилая, с одноэтажными деревянными бараками, где стояли рядами двухэтажные металлические кровати. Я спал внизу, и в первую ночь надо мной зарезали заключенного, но кто это сделал, не могли установить. Вторая зона — производственная с большим количеством разных цехов и станочного оборудования, где изготавливали и выпускали мебель.

29 августа меня направили работать в слесарно-механическую мастерскую слесарем. Работа в мастерской на меня действовала успокаивающе. Занимались здесь ремонтом оборудования, станков и разного рода спецзаказами; последними были замки, на изготовление которых уходило много времени, и я решил сделать штамп. Вскоре подошел бригадир и сказал: «Наряд на зарплату я тебе не подпишу, ибо за 3 дня ты не сделал даже одного замка». Я ничего не ответил и продолжал работать. Через 23 дня я сделал штампы и за один день изготовил столько замков, сколько бригада из четырех человек делала за 15 дней. Назавтра подошел ко мне мастер и заявил: «Мы без тебя здесь спокойно и хорошо работали, и нам стахановцев здесь не надо, перевожу тебя работать на токарный станок, и будешь нарезать резьбу на прутьях для винтовых шпилек мебели; так как токарный станок не работает, в передней бабке станка закрепишь прут и плашкой вручную будешь нарезать резьбу». Я решил: сначала отремонтирую токарный станок, ибо крутить целый день вручную не намерен. Станок отремонтировал за три недели и за один день сделал 106 винтовых шпилек для мебели. Назавтра опять подошел бригадир и сказал: «Ты должен здесь работать, а не изобретать и заниматься рационализацией, здесь рабочий цех, а не конструкторское бюро». Через несколько дней пришел в мастерскую капитан — главный инженер производства и заявил мне: «Вы тут самовольничаете, и коллегам вашим это не нравится, а я в ваших действиях заметил желание к рационализации и изобретательству, поэтому перевожу вас работать наладчиком станочного оборудования предприятия, подберите себе необходимый инструмент и проверьте правильность работы каждого станка».

С 28 по 30 ноября включительно 1972 года состоялось первое трехдневное свидание с дорогими Надюшей и Леночкой, я был безмерно доволен, оно меня вдохновило и придало уверенности в моих действиях по реабилитации и в производственных делах. После работы всегда занимаюсь написанием надзорной жалобы, в которой аргументированно доказываю свою невиновность, и 21 января 1973 года отправил первую надзорную жалобу в Московскую прокуратуру, только 12 марта получил на нее ответ, что «моя вина подтверждается показаниями гр. Буры, Тетерева и Капылова», которых Байчицман заставил оговорить меня, чтобы занять мою должность. Ответ на эту жалобу подписал прокурор отдела по надзору за рассмотрением в судах уголовных дел гр. Старостина.

Почти через месяц получил радостную весть: Леночка 8 апреля 1973 года родила сына, которому дали имя Павлуша; теперь внук, как и я, тоже апрельский.

16 сентября 1973 года я перешел работать наладчиком станочного оборудования предприятия. Взял сумку с подобранным мной инструментом и пошел по цехам знакомиться со станочным оборудованием. Быстро освоился на новом месте, но обнаружил, что некоторые станки выдавали брак, и я тут же их настраивал. Все станки и оборудование цехов содержались в хорошем рабочем состоянии.