Борис Пономарев - Плюсквамфутурум

Когда мы прибыли в Псков, в вагон зашла женщина, похожая на прокурора, арестовала государя императора и увела его в автозак, грубо подталкивая в спину резиновой дубинкой. Выяснилось, что поезд не проедет и здесь, поскольку взбунтовавшихся железнодорожников арестовала Госгвардия, переименованная премьер-министром в жандармерию. Вагон с арестованными прицепили к нашему поезду, и мы поехали в Воркуту. Это была судьба.

Соображая на троих, мы с Анатолием и Олегом доехали до Ухты. Олег вспоминал бесчисленные истории о службе, я рассказывал политические анекдоты, а Анатолий просто пил, утверждая, что за свою жизнь он уже написал столько, сколько нужно. Как раз в Ухте проводился традиционный местный конкурс на лучший политический анекдот. Пока нам меняли тепловоз, я изучал положение о конкурсе. Занявшему третье место давали три года за оскорбление чувств, занявшему второе место — пять лет за разжигание розни, а занявшему первое место — десять лет за экстремизм. В честь обладателя гранпри переименовывали мост. Помимо этого, для всех участников предусматривалось множество поощрительных административных призов самого разного характера: от удара дубинкой до миллионного штрафа. Я сказал, что не собираюсь конкурировать с такими бородатыми анекдотами, и выглянул в окно. За стеклом на перроне покачивалось чучело президента, подвешенное к вокзальным часам. Рабочие в грязных брезентовых спецовках вешали ему на шею табличку с какой-то очередной цитатой о величии России. К чучелу уже выстроилась очередь людей с цветами. Дрогнувшей от ужаса рукой я задёрнул штору, и мы отправились в путь.

Проехав Печору, мы попали в снежный занос и начали замерзать. Топливо кончилось, и с каждой минутой становилось всё холоднее и холоднее. Завернувшись в три слоя белых простыней, мы пили коньяк, а Анатолий рассказывал про повесть ужасов, идея которой только что пришла к нему. К нам в купе зашёл Человек в Чёрном, одетый в костюм начальника поезда (разумеется, чёрного цвета), и учтиво поклонился. Я понял, что это конец.

Подняв подстаканник с последним глотком коньяка, я из последних сил провозгласил:

— Russland, Gluck auf! Да здравствует Россия! — после чего испил чашу до дна…»

Мысленно поставив отточие, я выпил ещё чаю, и поставил чашку на стол в вагонном салоне. Создавать книгу без бумаги, в одном только своём воображении, было достаточно непростым занятием. Почему-то она начала придумываться с последней, весьма абсурдной главы. Сюрреалистичный мир, созданный моей фантазией, совершенно не уступал тому миру, из которого меня сейчас на полной скорости уносил поезд-люкс. Я специально старался не вспоминать все события этой ночи. Мне снова не дали выспаться.

— Президент сказал, что надо спешить, — сказала мне администратор Жанна, разбудив меня во втором часу ночи. Торопливый не то завтрак, не то ужин в четырёхспальную постель, короткий инструктаж о моём посольском вояже, поездка бронетранспортёром (у него был изумительный interieur с мягкими, обитыми тёмно-вишнёвой кожей сиденьями) по ночной Тверской улице, Минский вокзал, взятый в кольцо боевого оцепления, прощание с президентом на перроне; всё это промелькнуло вокруг меня так быстро, что я не успел толком ничего осознать. Просыпаться я начал только после того, как поезд начал свой путь.

Вагон ощутимо качнуло. Большие часы с мерно покачивающимся бронзовым маятником показывали 7.30. Приближались рассвет и граница России; пространство и время, как я уже успел неоднократно убедиться, были неделимы. Белые полупрозрачные шторы закрывали окна, так что я не мог ничего увидеть. Мне почему-то подумалось, что это сделано специально, чтобы высокопоставленные чиновники в своих путешествиях этим поездом были избавлены от тяжёлой и неприятной картины России за окном. В самом деле, изысканный интерьер салона с панелями полированного красного дерева слишком сильно контрастировал бы с пейзажами провинциальных городов.

Я выпил ещё глоток чая, подумав, что в качестве эпиграфа моей будущей рукописи надо будет взять что-нибудь из классики: не то

не то

Чашка опустела. Можно было бы попросить ещё одну, но мне не хотелось лишний раз видеть сопровождающих, которыми был полон соседний вагон. По той же причине я не потребовал ни бумаги, ни ручки. Душой и мыслями я был уже не здесь, и у меня не было желания лишний раз напоминать себе о том, что моё тело, к сожалению, ещё находится в салоне спецпоезда-люкс. Одиночество позволяло собраться с мыслями. Я твёрдо решил, что перебравшись через границу, я немедленно направлюсь на дачу премьер-министра, и не покину её до тех пор, пока не будет закончена работа над моей книгой. Конечно, этот процесс мог затянуться, но я предполагал, что запасов денег в каморке хватит надолго.

Совершенно неожиданно для меня поезд начал резко замедлять ход. Меня вжало в спинку кресла. Чашка поехала по столику и упала на ковёр. Тормоза поезда издали пронзительный, режущий душу звук; состав дёрнулся и остановился. Наступила тишина.

Я вскочил на ноги, ища глазами предмет, который можно было бы использовать в рукопашной схватке. Воспоминание о вчерашнем вязьминском утре вспороло мою память, точно кинжал. Неужели меня снова пришли арестовывать на рассвете? Успею ли я забаррикадировать дверь декоративной пальмой в кадке? Замерев на мгновение, я бросился к мини-бару в виде глобуса и схватил бутылку коньяка «мартель»; из всего, что там было, именно она наилучшим образом легла в руку для самообороны.

Дверь салона открылась, пропуская внутрь Человека в Чёрном. Я с изумлением посмотрел на него. Казалось, что со времён нашей прошлой беседы на берегу Преголи прошло не двое суток, а двадцать лет.

— Добрый день, — вежливо и с предельной невозмутимостью произнёс Человек в чёрном. Сейчас на нём был изысканный смокинг с блестящими атласными лацканами. В левой руке он держал чёрный саквояж. — Я не сомневаюсь, что вам есть о чём рассказать мне, но я предлагаю перейти к этому позже.

Это была прекрасная идея. В эту минуту я вряд ли смог бы сказать что-либо осмысленнее, чем «абырвалг».

— Я взял на себя ответственность ненадолго остановить ход спецпоезда, — продолжил он своим бархатным голосом. — Вы проделали большой путь, и я полагаю, что можно сделать небольшую остановку. Я весьма впечатлён. Кстати, вы не находите забавным, что каждый раз, когда мы встречаемся, вы держите в руках бутылку коньяка?