Алла Зубова - Под знаком Стрельца

Второй раз я увидела Образцова в том же скверике перед гостиницей. Сергей Владимирович сидел один на маленькой изящной скамеечке, подставив лицо яркому, но еще не жаркому солнцу. Я подошла и пожелала ему доброго утра.

— Вот сижу, запасаюсь энергией, — говорит он.

— Наконец-то я узнала ваш секрет. Все удивляются, откуда у вас столько сил везде успевать. Оказывается, вы свои душевные батарейки солнышком подзаряжаете? — шучу я.

— Да! И это вполне серьезно, — отвечает он.

Я присаживаюсь рядом с Образцовым на скамеечку в ожидании продолжения разговора. Должен же он что-то рассказать интересное. И не ошиблась.

— Не проходит ни одной пресс-конференции, беседы с журналистами, чтобы меня не спросили, как можно заниматься сразу несколькими важными делами и суметь довести их до конца. Я совершенно убежденно отвечаю, что так устроен мой организм. Я четко выстраиваю схему дня и ее выполняю.

Вы знаете, мой отец Владимир Николаевич Образцов был известным ученым-путейцем. Он любил повторять, что та железная дорога работает безаварийно, где есть строгая дисциплина и четкое выполнение графика движения транспорта. Сам он жил по этому правилу и меня учил. Но это все проза жизни, а отец не был лишен романтики. Когда я маленький жаловался, что у меня не хватило времени прочитать книгу, выучить стишок или выполнить его просьбу, он откладывал свои дела, садился в кресло, брал меня на колени или усаживал рядом и начинал рассказывать что-нибудь занятное о лентяях. Однажды он стал мне рассказывать, как устроена солнечная система. Чем ближе находится планета к солнцу, тем быстрее она вращается вокруг светила, а чем расстояние дальше, тем движение медленнее. Взять, к примеру, Меркурий — самую близкую к солнцу. Там все время стоит жаркое лето. Жители Меркурия с крылышками на ногах — веселые, легкие, быстрые. Они проворные работники и успевают за день выполнить все срочные дела. А обитатели Юпитера — тяжелой, суровой планеты — очень медлительны, тугодумы, там холодно, им приходится надевать на себя много одежды, они ходят, еле ноги передвигая, и за день успевают сделать очень мало. После такого рассказа следовал вопрос, на какой планете я бы хотел жить? Мой ответ был ему ясен — конечно, мне больше нравились жители Меркурия. «Ну, — говорил он, — солнечный мой сынок, беги и успевай все делать вовремя».

Часто после спектаклей Сергея Владимировича обступали артисты его театра и наперебой спешили поделиться мнением об увиденном. Он был в середине плотного кольца, которое постепенно сжималось: всем хотелось участвовать в обсуждении и хотелось послушать Образцова.

Однажды, уже к концу фестиваля, такой же тесной толпой молодежь провожала Сергея Владимировича до гостиницы. Кто-то сказал, что на фестивале были совсем слабые спектакли.

— Да, к сожалению, были, — огорченно вздохнул Образцов. — Но это еще молодые театры. Опыта нет.

— Вы никого не критиковали. Разве это правильно? — не унимался голос.

— А кто мне дал право критиковать театр, который еле-еле сводит концы с концами? Я беседовал с режиссерами. Поделился своим мнением. Теперь вот думаю, как УНИМА сможет им помочь. Мне кажется, они нуждаются не в критике, а в реальной поддержке.

Вот таким доброжелательным, мудрым человеком, интересным собеседником остался в моей памяти Сергей Владимирович Образцов. Когда я вернусь в Москву, то буду часто бывать у своих друзей в театре кукол, видеться, разговаривать с Образцовым, брать интервью для радиопередач, не переставая удивляться, с каким драгоценным грузом на сверхвысоких скоростях бесперебойно движутся дела-составы по жизненному пути Сергея Образцова. Но это будет потом. А сейчас я хочу вернуться на улицы вечернего Бухареста, где завершался фестиваль кукольников. Проводив Сергея Владимировича до гостиницы, мы большой гурьбой пошли бродить по городу. Это были еще совсем молодые артисты Наташа Образцова, Марта Цифринович, художники Игорь Рублев, Лиля Майорова, Николай Серебряков… Бухарест уже затихал. Пустели кафе на открытых площадках, и только в воздухе стоял аромат крепкого кофе да поджаренных на больших мангалах мититеев — душистых люля-кебабчиков. Мы шли по улицам, и ребята пели негромкие, задумчивые песни Булата Окуджавы, Юрия Визбора, Юлия Кима. Я их слышала впервые. Эти песни рассказали мне то, что невозможно передать словами: там, на родине, начинается новая жизнь, пока неведомая мне, но притягательная. Я слушала, как поют ребята, и горячие счастливые слезы текли по моему лицу.

Ко мне стали обращаться с предложениями поработать переводчицей на международных конференциях, симпозиумах, встречах. Если была возможность, я не отказывалась. Труд переводчика, при внешней простоте, таит в себе много сложностей. Постоянно находишься в напряжении, ощущаешь себя компьютером, выдающим срочную информацию. Никаких скидок на самочувствие, настроение, окружающую обстановку. Труд изматывающий, очень ответственный, но интересный. Он-то и дал мне радость знакомства со многими моими соотечественниками — известными учеными, общественными деятелями, популярными артистами.

Однажды после лекции меня попросили зайти в кабинет к ректору. Там была незнакомая мне женщина. Ею оказалась ответственный сотрудник Министерства культуры РНР. Она рассказала, что в Бухарест приехал Давид Ойстрах. Срок его пребывания очень короткий. Он дает всего один концерт с государственным оркестром. У переводчика, который работает с Ойстрахом, гипертонический криз. Надо спасать положение. Сейчас Давид Федорович на репетиции, в 15:00 обед, потом отдых, вечером снова репетиция, ужин. Завтра с утра свободное время, нужно уточнить у гостя, что бы он хотел посмотреть из достопримечательностей. Концерт в 18:00 — и сразу в аэропорт. Его ждут в Софии.

Ректор меня благословил, и я отправилась вместе с ответственной дамой в концертный зал Атенеум.

Репетиция заканчивалась. Мы ждали в фойе. Музыка смолкла. Один за другим выходили оркестранты. Свои инструменты они оставили на сцене. Ведь через два часа снова репетиция. Ойстраха не было. Я заглянула в зал и увидела двух мужчин в белых рубашках без галстуков. Они стояли у пюпитра с нотами и, как инженеры у кульмана, что-то тихо обсуждали, потом оба, уступая друг другу дорогу, направились к выходу со сцены. Чиновница из министерства уже была там. Она довольно свободно говорила по-русски, и, когда я подошла к ней, Ойстрах уже обо всем знал. Он расспрашивал о здоровье своего переводчика. Дама извинилась и оставила Давида Федоровича на мое попечение. В ресторане ему был отведен особый столик. Меню заказано с утра. Так что мне оставалось только разделить трапезу с гостем. Давид Федорович сказал, что в еде неприхотлив — бульон, овощи, фрукты, а вот рыба должна быть непременно. Он меня тронул тем, что спросил, не нужно ли чего добавить в меню или заменить. Я сказала, что, как дитя войны ем все и с удовольствием. Ему это понравилось, и мы приступили к обеду. Ойстрах расспросил о моей работе, о том, как здесь живется. После длительной паузы по-детски простодушно улыбнулся: «Вы можете себе представить, как тесен мир? Встречаются два человека, которые никогда не виделись, и вдруг выясняется, что они почти родственники. Оказывается, переводчик мой родом, как и я, из Одессы, его семья жила буквально на соседней улице. У нас с ним столько общих знакомых!»