Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– В общем, – говорит вдруг папа, и от звука его голоса все вещи возвращаются на места, – жизнь – это всего лишь сон.

Он убирает свою ладонь с моей под предлогом того, что ему надо стереть капли с «запотевшей» бутылки пива. Продолжительный физический контакт всегда давался папе трудно. Он не привык таким образом выражать свои чувства, но я не жалуюсь.

– Папа, перестань. Не будь таким мрачным.

– Я не мрачный, – отвечает он. – Жизнь – это всего лишь сон. Мой сон? Весь мой жизнь – прекрасный сон. Бог мне это давать. Я прекрасный жена иметь. Успех в Магазин иметь. Прекрасный сын в Стэнфорд учиться. Моя дочь, прекрасный женщина стать. Ты скажи Ханна, что у меня был лучший сон.

– Скажи ей об этом сам, – отвечаю я.

Он смеется. По-корейски это означает: «Мне очень стыдно за мое поведение».

– Пап, – настаиваю я, – скажи ей об этом сам. О’кей?

– О’кей, Фрэнк.

– Ты обязательно должен поговорить с Ханной. У нее для тебя есть очень важные новости. Ты меня понимаешь?

– О’кей, Фрэнк, о’кей.

Делаю глоток горько-кислого пива. Не понимаю, кому оно вообще нравится? Тем не менее я делаю еще глоток. А потом еще.

Спасибо тебе, пиво.

– Я идти спать, – объявляет папа. – Завтра важный день.

– Ага.

– Если я спать, когда ты уезжать, то ты разбудить меня перед уходом, о’кей?

– О’кей, пап.

– И об изучать музыку. Музыка денег не давать, – говорит папа. – Ты специализация бизнес. Так лучше.

Я внутренне смеюсь. Знаете почему? Потому что я поступлю так, как сам решил. Мне это нужно. Ведь и папа, в конце концов, сделал то, что сам захотел.

– О’кей, пап, – отвечаю я.

Перед тем как уехать с Полом из города, я должен заскочить домой к Кью. Ведь он же забыл у меня дома свой мешочек с игральным костями.

– Подожди меня здесь, – говорю я Полу и бросаюсь бежать по трехсоткилометровой дорожке, ведущей к дому.

Дверь мне открывает Кью. Он дома один.

– А куда все подевались? – спрашиваю я.

– Мама с папой и Эвон в Сан-Франциско, покупают все необходимое к началу учебного года, – отвечает он. – Кстати, сестра сказала, что тебе они могут пригодиться.

Он передает мне целую связку зарядок: зеленую, фиолетовую, оранжевую и остальные. Все зарядки аккуратно разложены по цветам, получается настоящая радуга.

– Спасибо, – говорю я. – А где все твои родственники?

– В парке развлечений, – отвечает Кью.

– О боже!

– Я сказал им, что у меня ленточный червь.

– Отличная отмаза, – говорю я и с одобрением легонько бью его кулаком в кулак. – Ты забыл свои офигенные кости.

Я протягиваю мешочек, и тут Кью целует меня в губы.

– Какого?.. – недоуменно начинаю я, но он тут же целует меня снова.

Странно, но его губы мягче, чем у Джо. Чувственнее. Он пахнет колой и чипсами Blazing Hot Nachitos.

Когда он чуть отстраняется, я вижу слезы в его глазах.

– Пожалуйста, никому не говори, – просит он.

«Какое лицо!» – думаю я. Я никогда не замечал, какие изящные у Кью черты, какие приятные линии. Я никогда не замечал его веснушки. Я вдруг понимаю, что красота его лица видна только тогда, когда долго на него смотришь. В это лицо кто‐нибудь когда‐нибудь обязательно влюбится. И я говорю об этом Кью.

– В один прекрасный день ты сделаешь счастливым какого‐нибудь мальчика.

– Я буду по тебе скучать, – отвечает Кью.

– И я тоже буду скучать, – говорю я.

Добравшись до сгоревших лесов, мы понимаем, что выехали за пределы цивилизации. Пламя гудело здесь миллион лет назад, еще тогда, когда я разбил сердце Брит.

– Ничего себе, как далеко зашел пожар! – удивляется Пол Олмо.

– Д-а-а-а, – тяну я.

Мы едем уже полтора часа, и я все еще не могу оправиться от шока.

Неожиданно у меня возникает желание выйти из машины.

– Слушай, мне надо отлить, – говорю я.

– Не торопись, – отвечает Пол. – Мы никуда не спешим.

– О’кей, – отвечаю я.

Он с грустной улыбкой начинает листать в телефоне наши фотографии. Когда я заканчиваю пи́сать и последняя капля падает на землю, меня оглушает тишина. Полная, безысходная тишина. Через некоторое время я понимаю, почему так тихо: листья сгорели, и лес теперь стоит безмолвный. Я замечаю новый знак (наверное, поставили взамен сгоревшего): «Низкая вероятность пожара».

И тем не менее есть что‐то в этом мертвом лесу, что‐то в его масштабах, в его форме, в его виде… Я чувствую это. Лес будто дышит. Это всего лишь мгновение в жизни колоссального организма. Деревья снова вырастут, и все позабудут о том, что когда‐то здесь бушевал пожар и пламя было таким высоким и горячим, что могло плавить дома.

Я стою на дороге, ведущей от моего дома. Это странное чувство. Я не должен быть здесь. Ведь дома лежит папа, держа в руке одноразовый бумажный стаканчик. Мама исполняет все его просьбы, а их с каждым днем становится все меньше и меньше. Он уже несколько дней не проверял на планшете камеры, установленные в Магазине. Это теперь не имеет значения. Многие решат, что было странно уезжать в такой момент.

Вскоре мне позвонят. Я выйду из лекционного зала, или попрошу друзей в комнате говорить тише, или замру во время тренировки. А потом помчусь домой, выжимая из машины все, чтобы сказать слова прощания. Сейчас мама с папой гордятся мной, гордятся тем, что я стою на этой дороге. Они сами отправили меня по ней. Так что я здесь не только ради себя, но и ради них. И я тоже горжусь.

«Мы о’кей, – сказал мне папа перед моим отъездом. – Хорошо тебе веселиться». Я достаю диктофон и нажимаю на кнопку «Запись». Ставлю его в изгиб толстой ветки. Гигабайты памяти стоят недорого, ее много, и устройство будет записывать еще долго, даже несмотря на то, что на нем уже есть плеск воды в озере Надежды, океанский прибой, ужин в «Старперцах», квартет samulnori и еще куча всего. Может быть, кто‐нибудь найдет мой диктофон и эти звуки его порадуют.

Я оставляю диктофон на дереве, возвращаюсь в мою верную Consta, и мы едем дальше на север.

У меня только одно имя. Фрэнк.

Раньше я думал, что у меня два имени: Фрэнк, мое кавычки-английское-кавычки имя, и Сунг Мин, мое кавычки-корейское-кавычки имя. Но теперь я говорю, что я Фрэнк Сунг Мин. И у меня на это несколько причин.

Фрэнк + Ли звучит как странная шутка. Раньше я ненавидел это совпадение, но теперь оно мне даже нравится.

Когда у человека два имени, то кажется, что он пытается находиться одновременно в двух разных местах. Кому такое надо?

Никто, даже мама, не зовет меня Сунг Мином. И папа меня так никогда не называл.

Папа протянул еще два месяца. Потом раздался тот самый телефонный звонок. «Ты приезжать домой», – сказала мама. Когда я приехал, в комнате с папой была Ханна. Она дала ему потрогать свой живот. Папа взял Майлза за обе руки и сказал: «Ты лучший в мире папа для Санни». У Майлза и Ханны родится девочка, они решили назвать ее Санни Лейн (девять букв).